Иногда я забывала, что Джесс умер примерно сто пятьдесят лет назад. Он не всегда въезжал в особенности речи двадцать первого века, если вы понимаете, что я имею в виду.

– Ее имя, – пояснила я. – Почему бы тебе не узнать ее имя?

Он покачал головой.

– Это работает не так.

Джесс всегда произносил подобные сентенции. Загадочные речи о потустороннем мире, которые я, хоть и не будучи призраком, по его мнению, каким-то образом должна была понимать. Это реально бесит, скажу я вам. Из-за этого, а еще из-за испанских словечек, которые он порой использовал, особенно когда приходил в ярость, почти треть времени я не имела ни малейшего представления о том, что он говорит.

И меня это очень раздражало. Я имею в виду, то, что мне приходится делить комнату с парнем, поскольку именно в ней его застрелили – или что там с ним сделали – примерно в тысяча восемьсот пятидесятом году. В то время дом представлял собой что-то вроде постоялого двора для золотоискателей и ковбоев или, как в случае с Джессом, сыновей богатых владельцев ранчо, которые собирались жениться на своих красивых и богатых кузинах, но были убиты по дороге на церемонию.

По крайней мере, именно это и произошло с Джессом. Не то чтобы он рассказал мне обо всем или что-то такое. Нет, я выяснила все сама… хотя мне помогал мой сводный брат Док. Но как оказалось, Джесса совсем не интересовала эта тема. Что вообще-то немного странно, поскольку по моему опыту все умершие хотят поговорить о том, как они оказались в таком положении.

Но не Джесс, нет. Единственное, о чем он хотел побеседовать, – так это о том, какой я плохой медиатор.

Хотя, может, он был и прав. Я имею в виду, что, по мнению отца Доминика, я должна была служить духовным проводником между мирами живых и мертвых. Но, в основном, я только то и делала, что жаловалась, так как мне совершенно не давали спать.

– Слушай, – вздохнула я. – Я правда собираюсь помочь этой женщине. Только не прямо сейчас, ладно? Сейчас мне нужно немного поспать. Я совершенно измочалена.

– Измочалена? – эхом отозвался он.

– Ага. Измочалена.

Иногда я подозревала, что Джесс тоже не понимает и трети моих слов, хотя я, по крайней мере, говорю по-английски.

– Измучена, – перевела я. – Разбита. Утомлена до полного изнеможения. Устала.

– О, – сказал Джесс.

Он постоял с минуту, глядя на меня своими темными печальными глазами. Такими, знаете, глазами, которые заставляют вас задуматься, не попробовать ли прогнать из них грусть.

Вот почему мне приходилось стараться изо всех сил, чтобы оставаться с ним холодной. Я совершенно уверена, что и насчет этого есть правило. Я имею в виду, в инструкции для медиаторов отца Доминика. О медиаторах и призраках, сосуществующих вместе и пытающихся, м-м-м, подбадривать друг друга.

Если вы понимаете, о чем я.

– Тогда спокойной ночи, Сюзанна, – произнес Джесс своим глубоким шелковым голосом.

– Спокойной ночи, – ответила я. И мой голос не был ни глубоким, ни шелковым. На самом деле, в данный момент он звучал просто-напросто пискляво. Это всегда происходило, когда я разговаривала с Джессом. Ни с кем другим. Только с Джессом.

Просто супер. Именно тогда, когда я хотела, чтобы мой голос походил на голос сексуальной и умудренной опытом женщины, у меня вышел только писк. Круто.

В этом весь Джесс. Он появлялся, когда я меньше всего ожидала его увидеть, и исчезал, когда я меньше всего этого хотела. Вот так и ведут себя призраки.

Взять, к примеру, моего отца. За десять лет, прошедших после его смерти, папа крайне редко выполнял свой родительский долг. Разве он появлялся тогда, когда я на самом деле в нем нуждалась? Например, когда моя мама привезла меня на другой конец страны, где я поначалу никого не знала и была совершенно одинока? Черт, нет.