«Немцы!» Трудно было не узнать характерное произношение.
Дезертир встал, поднял над головой автомат.
— Нихт шиссен! — Вот когда пригодились усвоенные из телевизора выражения. — Гутен морген! Русишь золдат!
Снова вроде бы выругались, но стрелять не стали. Дезертир побежал в темноту и вскоре оказался рядом с двумя бундесами, залегшими за мотоциклом.
— Работает? — тут же спросил Дезертир, показывая на технику. — Ездит? Фарен? Арбайтен?
Вряд ли немцы поняли смысл его слов, но на жесты среагировали. Один, опасливо поглядывая на дорогу, приподнялся, постучал по мотоциклу.
Дезертир разобрал слово «гут» и тут же ухватился за руль, дернул.
— Фарен, фарен! Шнелль!
Уговаривать бундесов, цеплявшихся за вверенное им казенное имущество, пришлось не меньше минуты — огромный срок, когда за спиной сверкает
артиллерийский ад. Насколько понял Дезертир, оба насмерть перепугались проходящего перед ними парада уродов и пытались отсидеться в стороне. На
многократно повторенное «битте» немцы не реагировали, и Дезертир уже совсем собрался пристрелить обоих, но вовремя всплыло более уместное слово.
— Капут! Артиллерия — капут! Шнелль, битте!
Вот тогда они все поняли. Молодые, крепкие ребята, но совершенно оглушенные происходящим. Один из них был ранен в ногу, он сел сразу за
водителем, а Дезертир устроился позади.
Немец вел медленно, то и дело петляя между ползущими по дороге тварями. Дезертиру не было видно, но, похоже, парень еще и блеванул на всю
катушку. Его раненый товарищ палил почем зря во все стороны, почти всегда мазал.
«Какие же вы дети! Точно как мы в спецбатальоне, — сидим, смотрим, а ничего о Зоне не знаем. Совершенно ничего! — злился Дезертир. — Устроиться
бы к вам инструктором! Правда, вся наука будет короткой: убивай только тех, кто к тебе лезет, и ни о чем постороннем не думай. Жаль, меня убьют
первым ваши же командиры — за разглашение межгосударственной тайны».
Часто оглядываясь, Дезертир пытался понять принципы, по которым артиллерия обрабатывает свои квадраты. Увы, с дороги в этом разобраться было
невозможно. Особенно впечатлил его момент, когда снаряды стали рваться всего метрах в трехстах от них, да так, что осторожный водитель поддал газу и
двое задних едва не свалились с мотоцикла.
«Уходим пока, успеваем. Но надолго ли это? — Дезертир постарался мыслить конструктивно. — С немцами я подружился, представился русским. На мне
даже форма есть, хоть и без петлиц, без погон, без шеврона, и все же номер на ней намалеван. Если удастся добраться до их начальников, то меня,
наверное, отправят в часть. А уж там — под суд за дезертирство… О чем я? Пристрелят меня, и не здесь, и не у наших, а по дороге. В крайнем случае
отправят в Германию, спецрейсом. Материал для опытов. Так мне и надо, идиоту…»
Оказавшись среди разумных, нормальных людей, понятия не имеющих о Зоне, Дезертир будто почуял слабый аромат прошлого. Он — Никита Нефедов,
девятнадцатилетний салага, зачуханный дедами и сбежавший от них в Зону во время припадка паники.
«Нет, — вдруг понял он. |