|
Другая, быстро скользнув по комнате на розовых пальцах, оставила за собой дивные благоухания: казалось, они исходили из кончиков ее пальцев. Герцогиня чувствовала себя хорошо в этом забытом уголке, где краски, как-будто освещенные искусственным солнцем, и размеренные, точно в танце, движения смешивались, словно во сне. "Если бы у меня не было столько дела!" - внезапно подумала она. Ее подруга вздохнула. - Фатма очень несчастна. Ее желание не будет никогда утолено. - Какое желание, маленькая Фатма? Турчанка прошептала ей на ухо: - Недавно у меня был здесь мужчина! - Не может быть! Кто же? - О, только принц Фили. Потому что, ты знаешь, у него теперь нет бороды. Я одела его, как красавицу девушку. Я думала о паше и чуть не задыхалась от удовольствия. Но, конечно - он не мог. Наконец-то мужчина в гареме, и он никуда не годится. - Фили... оказался непригодным? - Совершенно. - Какая досада. Значит, в другой раз. Но разве тебе так необходимо обмануть твоего мужа? - Ведь он утверждал, что в гареме мне это никогда не удастся. Разве это не должно оскорблять меня? А он сам - то, что принадлежит мне, дает всем рабыням. А! Я отучу его от этого. Посмотри-ка вот на ту высокую блондинку под пальмой. Она новая, она нравится паше. Третьего дня ночью он хочет к ней, ему стыдно, и он крадется в темноте. На углу длинного коридора, где спят они все, я подстерегаю его и одним толчком опрокидываю прямо в бассейн. Он фыркает и кричит. Когда евнухи приходят с огнем, я уже давно в постели. А у него - ты, конечно, понимаешь - прошла всякая охота. Герцогиня представила себе беспомощного пашу, на пылающее любовью брюшко которого с журчаньем падала струя. Она звонко, безудержно расхохоталась. - Прежде мы были не так безобидны, - пояснила Фатма. - Мы не угощали душем, мы давали яд. Ты знаешь старуху, которая сидит во дворе? Увешанная мишурой старуха сидела, скорчившись, на солнце, положив желтые ноги на серебряную жаровню. Она наводила страх своей трясущейся, изможденной безволосой головой с щелкавшей нижней челюстью. - Это была знаменитая мать Зюлейка паши. Скольких соперниц она отравила, чтобы у нее родился ребенок и чтобы ее ребенок мог стать пашой! А были ли у нее в гареме мужчины? Ни один не выдал ее, потому что утром она сносила ему голову долой. - Вечно голову долой, - сказала герцогиня пожимая плечами, и простилась. Когда она проезжала мимо овощного рынка, оттуда только что увели убийцу. Народ стоял сплоченными группами и говорил о том, что произошло. "Булочник платит ему его жалованье. Два франка десять, - говорит он. - Мне следует два франка пятнадцать! - Нет, два франка десять, - говорит булочник. Тогда он вытаскивает револьвер и убивает хозяина на месте". Лошади герцогини должны были идти шагом. Стоявшие кругом вытягивали шеи, чтобы разглядеть ее. Некоторые снимали шапки, другие открыто отворачивались. - Кричите же "ура!" - воскликнул какой-то простодушный рабочий. Несколько человек крикнули, но большая часть угрюмо молчала. Какой-то дюжий морлак, которому, верно, повредили даровые обеды, сказал медленно и громко: - Черт бы побрал тебя, матушка! "Попробую", - подумала она и велела кучеру остановиться. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Она только что покинула богатый красками тихий уголок, где под вздохи сладострастия и звон кинжалов отдавались приказания рабам в прекрасных одеждах. |
