— Казаки в лесу! — крикнул рыжий, бросаясь к офицеру. — Они уже близко, они будут сейчас здесь!

Тот встрепенулся в седле, как ужаленный.

— Полурота, назад! В город! — крикнул во все горло пруссак и во весь опор ринулся к заставе. За ним стремительно побежала его полурота.

— Спасен! — промелькнуло с быстротой молнии в мозгу Димы. — Спа…

Он не договорил… Грянул короткий револьверный выстрел… Мелькнуло точно где-то в тумане далеко, далеко искаженное бешенством лицо Германа Фон Таг, что-то с силой ударило в грудь Димы, и он медленно пополз в отверзшуюся под его ногами черную пропасть.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Какая светлая, какая милая комната! Как чисто-чисто выбелены стены… А эти белоснежные койки с сетчатыми матрацами, на которых так удобно лежать…

Но почему-то несносно давит грудь? Словно камнем, и трудно пошевелить пальцами, а голову совсем не оторвать от подушки. Да и мысли такие отрывочные, туманные… Где же он, Дима? Порой над ним склоняются озабоченные лица.

Особенно рельефно и четко он видит два. Оба знакомые, оба дорогие.

Но кто они он не может разобрать, не может припомнить. Безостановочно слышится какое-то плесканье, не то журчанье невдалеке. Может быть это волны синего озера бьются о крутой берег? И опять открывается внезапно темная пропасть и опять Дима стремглав летит в нее…

— Он не будет жить, доктор? Он не выживет, мой бедный мальчик?

— Бог с вами, сударыня, не следует так рано приходить в отчаяние… Будем надеяться и бороться до последней возможности.

— Ради Бога, спасите его, доктор, ради всего святого!

— Все будет сделано, сударыня, и ваш юный герой останется с вами, чтобы еще долго вас радовать и утешать.

— Димушка! Милый Димушка!

— Не надо плакать, тише… Ты можешь его взволновать. Он каждую минуту может придти в себя.

— Ах, Петр… И подумать только, что мы так мало знали этого благородного ребенка!

— Успокойся, родная! Господь не для того вернул его нам, чтобы взять его снова от нас…

Петр Николаевич, как умеет, утешает жену.

Две недели тому назад они получили депешу от Ганзевских с извещением о том, что Дима тяжело ранен, находится у них в фольварке, и что они ждут только случая, доставить его в госпиталь, в Варшаву.

И Всеволодские, захватив детей, немедленно помчались туда же.

Зоя Федоровна с мужем с величайшими затруднениями доставили все еще не приходившего в себя Диму сначала в полевой лазарет, а оттуда в главный варшавский военный госпиталь.

А Дима все еще не приходил в себя. Последним впечатлением, последнею сознательною мыслью мальчика был крик: «Казаки, казаки!», появление на загородном лугу Сережки, Вени и младшего Ставровскаго и последовавшее вслед за тем отчаянное бегство полуроты германцев. И потом страшный удар в грудь… Искаженное лицо Германа и что-то темное, непонятное и непроницаемое, как мрак, что окутало его, Диму, и повлекло куда-то вниз, куда — неизвестно…

Не потеряй тогда Дима сознания, он узнал бы, что никаких казаков и не было поблизости, что Сережка, Веня Зефт и Коля, издали завидя страшные приготовления германцев, рискнули на отчаянный, смелый поступок.

Зная страх неприятеля перед одним словом «казаки», они рискнули обмануть германцев ради спасения жизни Димы и других приговоренных к расстрелу пленных. И их замысел увенчался успехом, германцы бежали, позабыв о казни.