Он в самом деле дразнил ее, потому что тут же последовал ответ:

— Я так и думал, что вы не пропустите эту фразу мимо ушей. Ну что ж, я готов поведать то, о чем собирался рассказать вам Грег. Но, если помните, вы сами разрешили говорить ему откровенно, так что…

— Ой, в самом деле! Я и забыла. Тогда, пожалуй, лучше ничего мне не рассказывайте.

Она потупилась, но снова вскинула голову, услышав его слова:

— Неужели вы допустите, чтобы я нарушил свое неписаное правило?

— Какое правило?

— Никогда не оставлять женщину неудовлетворенной. — Румянец, игравший на ее щеках, стал еще гуще, не столько от самих слов, сколько от чувственных интонаций, сквозивших в его голосе. Ник добавил: — Не могу же я отпустить вас, не удовлетворив ваше любопытство.

Не найдя что ответить, Линдси только подавленно кивнула.

— Вернемся к комплексу отвергнутой женщины. Обычно страдает не столько она сама, с самого начала знающая, на что идет, сколько ее наперсница, которая считает себя вправе чувствовать обиду и злость от имени той, к которой она искренне привязана. Мне кажется, Грег собирался доказать вам, что подобные «вторичные» чувства часто обманчивы, приведя пример настолько очевидный, что после него вам уже не пришлось бы повторять, что точек зрения должно быть как минимум две. У Ника Фарадея, конечно, есть недостатки, и никто не знает о них лучше меня, но он никогда не ложится в постель с женщиной, которых еще предстоит научить хорошим манерам. За это я могу вам поручиться.

Только один человек «мог за это поручиться», и этого человека звали Ник Фарадей. Линдси издала про себя протестующий вопль: до последней секунды она пыталась убедить себя, что этот мужчина, притягивавший ее словно магнит, вовсе не тот, которого она должна ненавидеть. Постигшее ее разочарование было таким же глубоким, как и вздох, который выражал это ощущение.

— Вам, наверное, все это показалось страшно забавным… мистер Фарадей!

Впрочем, самообман длился не так уж долго. Только теперь она поняла, что с самого начала у нее в голове вертелось смутное подозрение, что она разговаривает вовсе не с телохранителем Ника Фарадея.

Ник, казалось, не заметил ее смущения. Он продолжал тем же голосом, в котором слышались завораживающие нотки:

— Кодекс чести есть даже у отъявленных бабников. И он гласит, что джентльмен не должен знакомить невинную девушку с удовольствиями, более привычными для зрелых женщин. Придерживаться этого правила мне не составляет большого труда. Впрочем, возможно, это потому, что любопытные молодые особы порой напоминают… золотую пыльцу, — сказал он, медленно протягивая руку и дотрагиваясь до ее пепельно-белокурых волос.

— Вы могли бы сказать, кто вы на самом деле. — Линдси отстранилась, пытаясь избежать его прикосновения.

— У меня и в мыслях не было вас обманывать. А за кого вы меня приняли?

— За телохранителя.

— У меня нет телохранителя. Никогда не ощущал в нем необходимости.

— А вы не боитесь, что в один прекрасный день кто-нибудь попробует причинить вам вред, мистер Фарадей?

— Что ж, я привык рисковать. Кстати, меня зовут Ник. А вот вашего имени я что-то не припомню.

— Линдси Купер, — ледяным тоном представилась она, испытующе глядя на него. Вспомнит ли он о том, что фамилия Фила тоже была Купер, и сопоставит ли в уме эти факты?

— Линдси, — задумчиво повторил он, словно пробуя ее имя на вкус. — В этом имени почти столько же шарма, как и в вас самой. — Склонив голову на бок и сощурив глаза, он смотрел на нее так, как художник смотрит на картину. — Да, в самом деле, очень много… шарма.