Отряды специально отобранных рабов трудились под палящими лучами солнца; но вот зазвенел медный гонг, и сверху обрушился град метательных снарядов. Для зашиты строителей были подготовлены особые укрытия из кожи и других материалов, но вскоре эти жалкие сооружения превратились в ничто под непрерывным потоком камней, дротиков и стрел. Рабы так и полегли на месте – кто прямо на землю, кто в щебень, использовавшийся при строительстве как наполнитель между каменными глыбами. Стоял знойный день, и запах трупов мгновенно распространялся и в городе, и в лагере гирканийцев.
Бартатуя смотрел на происходящее с удовлетворением. Работы идут в точности по плану кхитайского инженера, и убыль рабов – в пределах намеченного. Если так пойдет, их должно хватить до конца строительства.
У него на глазах упавший с башни дротик сбил с ног раба. Покалеченный человек упал на груду тел, а на его место надзиратель, с головы до ног закованный в латы, сразу же поставил другого. Такие надзиратели со всех сторон окружали башню, и кроме доспехов их защищали широкие прямоугольные щиты, изготовленные рабами.
У основания башни стояло несколько конников – их целью было отстреливать рабов, которые попытаются сбежать со строительства. Эти воины сидели в седлах с натянутыми луками, жадно оглядывая местность. Выстрел по беглецу был желанным развлечением в скуке осадных будней.
– Не по душе мне такая война, – сказал вождь, сидевший на коне рядом с Бартатуей. Его смуглое, косоглазое лицо было изборождено шрамами. – Когда человек не может ездить верхом и стрелять по врагу, он не чувствует, что его предки рядом с ним. Так воевать, – он презрительно указал рукой на осадную башню, – это все равно что пахать землю!
– Но если мы хотим вести большие войны, – ответил Бартатуя, – придется и этому выучиться. Ничего! Вот когда возьмем этот город и поживимся всем, что там есть, – наши воины забудут, как скучали, осаждая его. В этом городе, – он указал на стены Согарии, – сокровищ побольше, чем все наши люди могут вообразить. Золото и жемчуг, шелка и пряности, и прекрасные женщины все для тех, кто силен и смел, – иди и бери! Почему всем этим должны владеть городские заморыши, если у нас вдоволь сил, чтобы взять это?
На суровом липе второго вождя расцвела широкая улыбка. Вот такие речи гирканийцы понимали!
– Ага, каган, уж когда все это будет в наших руках, всю скуку как рукой снимет, это точно! И все же – принюхайся, какой запашок идет от башни, да и из города тоже? Это запах смерти. Если чума начнется в городе – это не наша забота, а если у нас в лагере? В открытой степи, где воздух и вода чистые, нам такие вещи не страшны. А здесь, среди этой вони, мы за половину луны потеряем половину наших людей!
Бартатуя озабоченно кивнул:
– Мудрые слова, друг мой! Сегодня ночью я пошлю рабов, чтобы они облили тела убитых маслом и подожгли. Так мы расчистим себе место для работы, а весь дым уйдет в город. Если там начнется мор, мы узнаем об этом – они будут перекидывать трупы через стены. Если это будет действительно страшная зараза… – Он подумал несколько мгновений, потом пожал плечами: – Что ж, придется сжечь город. Это лучше, чем дать чуме распространиться среди нас. После пожара уцелеет еще немало золота. И потом будут еще другие города.
Узкие глаза второго воина блеснули.
– Нет нужды в таких крайних мерах, Учи-Каган. Позволь рассказать о том, как поступил мой достопочтенный прадед, когда брал город Хонг-Ну, в северном Кхитае. Дела шли примерно так же, как здесь, и в конце концов в городе начался мор. Конечно, никому из города не позволяли подойти к гирканийским силам – ни мужчине, ни женщине, немедленно стреляли.
Через некоторое время старейшины города запросили мира. Мой предок приказал жителям немедленно покинуть город и унести своих мертвых с собой. |