19

Холли заметила на моих письмах французские марки, и в ней взыграло любопытство. Но я ей ничего не скажу, не дождется.

Судя по письму Дэна, у него все в порядке. Вдобавок Эстель не спускает с него глаз ради меня (и ради самой себя), и сообщает, что во французской семье, в которой живет Дэн, есть не только Анри, но и трое его младших братьев и сестер, так что Дэн попал в самую гущу семейных дел – как раз то, что надо. Мать Анри он поразил тем, что разбирается в еде и немного умеет готовить. А Анри устраивает себе пробежки, как Дэн. В общем, вздыхаю с облегчением и успокаиваюсь.

Дорогой Дэн,

вот типичный день из жизни мятежных узников:

7:00 Пробуждение, стон, душ, одежда.

7:30 Завтрак.

8:30 Проверка корпуса. Унижения. Замечания, напоминания, предупреждения.

9:00 Первый урок. В напоминание о том, что это уникальный семестр школьной жизни (и о том, что учителей здесь не то чтобы очень много), предметы преподают в странном виде: например, как «Мифы, язык, перспективы» – это что-то вроде истории-драмы-английского. Это называется ИУМ – интегрированные учебные модули.

11:00 «Одиннадцатка» – то есть легкий второй завтрак: кексы, пирожки, фрукты. Без балды. (Название вымышленное – как и «семерка», а это уже форма наказания, лишняя работа, которую приходится делать – ну да, правильно, в семь утра).

11:15 Второй урок.

12:30 Обед.

13:45 Третий урок.

15:00 Четвертый урок.

16:15 Пробежки/работа.

18:00 Ужин.

19:00 Подготовка к урокам под надзором (домашка).

20:15 Обратно в корпус. «Блокировка» – это когда наши электронные карточки-пропуска благополучно вставлены в прорезь справа от входной двери. Перепалки, перекусы, музыка, пение, жалобы, остатки домашки, чтение.

21:30 Отбой, гасим свет. Все, больше никаких разговоров.

Наши выходные – по вторникам и средам – отведены для мероприятий на свежем воздухе: групповых турпоходов с ночевкой, одиночных пеших походов, длинных пробежек, работы пчелками – иначе говоря, снова каторжного труда, и времени (краткого) для занятий живописью и музыкой.

Скучаю по вас безумно.

20

Для того чтобы побыть наедине, нужны напарники, готовые ненадолго исчезнуть. Со мной Холли, она крепко хлопает меня по спине между лопатками. На нынешней стадии моих отношений она взяла на себя роль мамаши. Решительная – это еще мягко сказано, и она наверняка потом потребует подробностей.

Шагая к нему, я чувствую себя глупо и неловко, и все еще несу на себе свое симпатичное «я», как рубашку, которая не подходит мне по размеру. Нет, скорее просто не существует. Вот именно: так что самой себе я кажусь голой и беззащитной. Мы пробыли здесь уже целую неделю, а он что-то не горел желанием увидеться со мной наедине. А он – само спокойствие. Протягивает руку и с ходу целует меня в щеку. Явный признак – чего? Чувств? Близких отношений?

– Не знаю, что наговорила Холли…

– Кучу всякого-разного, – перебивает он. – Но я запомнил только важное – время и место.

– Потому что… надеюсь, ты понимаешь… я не хотела, чтобы она все это устроила.

Я так старательно готовилась, а теперь, хоть убей, не помню, что хотела сказать. И звучит все так фальшиво, напыщенно, как будто старушка говорит или училка. Ну кто так выражается – «надеюсь, ты понимаешь»?

– Но… ты же здесь, – Бен улыбается: подловил. – Только затем, чтобы сказать, что я тебе не нравлюсь?

– Нет, – произношу я.