Рассвело. Воды стало меньше, но она не ушла полностью. Наше пастбище находилось в низине около реки, поэтому, если в местах повыше воды было уже совсем мало или она исчезла, вокруг нас все еще были остатки ливневого паводка. После таких наводнений вода на пастбище могла не уходить в течение нескольких дней. Тем не менее она уже не прибывала, а постепенно впитывалась в землю.

«Мы выжили», — сказала я.

Я решила, что сейчас уже можно вполне безопасно пройти по воде вброд, и мы слезли с тополя. Наши ноги и руки онемели от того, что мы всю ночь крепко держались за дерево, и почти не двигались. Ноги затягивала мокрая жижа, но постепенно мы вышли на сухую землю, поднялись по склону холма и увидели наш дом. Все происходило именно так, как я себе представляла, сидя ночью на дереве.

Папа нервно ходил от одного конца высокой веранды дома до другого. Походка его была неровной, потому что он хромал на одну ногу. Увидев нас, он испустил радостный крик и начал спускаться с крыльца. Из дома выбежала мама. Она встала на колени и начала молиться Господу за то, что Он спас ее детей от наводнения.

Мама заявила, что это она нас спасла. Она не спала всю ночь и молилась. «Становитесь на колени и благодарите своего ангела-хранителя! — заявила она. — И меня благодарите».

Хелен и Бастер послушно встали на колени и начали молиться вместе с мамой, а я осталась стоять и смотрела на них. По моему убеждению, нас спасла я, а не мама или какой-то там ангел-хранитель. Той ночью нас на тополе было всего трое. Папа подошел ко мне и обнял за плечи.

«Папа, там не было никакого ангела-хранителя», — сказала я, и потом начала объяснять, как мы добрались до тополя, пересаживались с одного места на другое, чтобы наши руки и ноги не устали, и как я всю ночь не давала Хелен и Бастеру заснуть.

Папа крепко сжал мое плечо. «Хорошо, дорогая, может быть, этим ангелом была ты».

Наша ферма стояла на реке Солт Дро, которая впадала в реку Пекос в западной части Техаса, где было много лугов и пастбищ. Наша земля находилась в низине. Небо в этих местах было высоким и будто выгоревшим от солнца, земля казалась серой, словно песок. Иногда ветер мог, не стихая, дуть несколько дней подряд, а иногда днями стоял полный штиль, и было слышно, как лает собака на ранчо Динглеров, расположенном в трех километрах вверх по течению реки. Если поблизости проезжала повозка, то поднятая ею пыль долго висела в воздухе, не оседая на землю.

Когда смотришь на горизонт, то земля, ограждения, канавы, поросль молодых кедров — все кажется плоским и растянутым. Люди, повозки, скот, ящерицы и прочие создания движутся медленно, словно стараясь экономить силы.

Это были суровые места. Земля была твердой, как камень, за исключением периодов ливней и наводнений, когда все превращалось в жижу. Животные были худыми и жилистыми, а растения — колючими и редкими. В сезон дождей земля неожиданно вспыхивала яркими цветами. Папа называл эти края High Lonesome, или Одинокое плоскогорье, и говорил, что это место не для слабых головой и мягких сердцем. Он говорил, что именно поэтому мы с ним спокойно могли выживать в этих краях. Потому что мы оба были крепкими орешками.

Площадь нашей фермы составляла всего 160 акров. В тех местах наша ферма считалась маленькой, поскольку, чтобы вырастить одну голову рогатого скота требовалось, по меньшей мере, пять акров пастбища. Однако наша ферма выходила к реке, а такая земля была в десять раз дороже той, на которой не было воды. И благодаря тому, что у нас был выход к воде, папа мог разводить и тренировать лошадей для повозок и дилижансов, дойных коров, десятки кур, несколько свиней и даже павлинов.

Павлины были папиным коммерческим начинанием, не оправдавшим его ожиданий. Он потратил кучу денег на покупку павлинов на ферме, расположенной далеко на востоке.