Здесь и останетесь, хотел добавить я. Я много дурного сказал про своих родственников — и они это заслужили, — но я точно знал, что чувство семьи у них есть. Да, они иногда покидали родные места — мои родственники обсуждали плюсы и минусы разных тюрем, как бизнесмены порой сравнивают аэропорты, — но всегда возвращались домой. Дом много значит для Ньюкомбов.

Я молча сидел рядом с двоюродным братом и прокручивал в уме его историю. Я понимал, что он в действительности хочет мне сказать. Ему нужен дом, «база». Может быть, когда завтра утром мы проснемся, Ноубла уже не будет, но он обязательно оставит что-нибудь из своего: рубашку, перочинный нож — что-то, что будет означить, что теперь его дом здесь. И вся его долгая история сводилась к одному: он хотел сказать, что сейчас у него нет дома, ему негде привязать конец своего поводка.

Я слишком хорошо знал, что он чувствует. После смерти Пэт у меня много лет не было дома.

И все же мне трудно было сказать ему «да»: я понимал, что это будет иметь далеко идущие последствия. Мы сто лет владели «Землей Ньюкомбов». 146,8 акра земли находились в совместной собственности всех взрослых Ньюкомбов. Когда юноше или девушке исполнялось двадцать один, его или ее имя вписывалось в общий договор. Землю нельзя было разделить или продать без письменного согласия всех владельцев. Так как нынче их насчитывается более сотни, вряд ли нечто подобное когда-нибудь вообще случится.

Если я разрешу Ноублу и папе остаться, я дам своего рода клятву Ньюкомбов. Мне придется самому осесть в Коул-Крик. Если я решусь переезжать, мне потребуется на это согласие отца и Ноубла.

Да, знаю, что это глупо. Этот дом — мой, и я могу продать его, когда мне вздумается. Но мне еще в детстве накрепко вбили в голову определенные правила (вроде табу на инцест — в моей семье такого не было — или на передачу кровного родственника в руки закона).

Я глубоко вздохнул.

— На втором этаже есть две свободные спальни и ванная. Вы с... — И как мне его называть?! — Вы с папой можете занять их.

Ноубл кивнул и отвернулся — не хотел, чтобы я увидел улыбку облегчения на его лице.

— Этот дом того и гляди рухнет, но у меня нет инструментов, чтобы его подремонтировать, — сказал он наконец.

— Бери мои, — ответил я после недолгих колебаний. — Те, что в дубовом ящике.

Казалось, мои слова потрясли Ноубла.

— Нет, я не могу, — покачал он головой. — По крайней мере без тебя не могу. Ванесса мне про них рассказывала. Говорила, что они знаменитые. Что они... — Он задумался. — Она говорила, что это «символ великой любви». — Он нахмурил брови. — Она сказала, что эти инструменты мета... мета... что-то.

— Метафора. — Я тоже нахмурился. Если в колледже Ванессу научили так выражаться, зря я посылал деньги.

По правде говоря, мне не по душе была мысль о том, что земля Ньюкомбов превратилась в «поместье», которое теперь побеждает на каких-то конкурсах. Я раньше не задумывался об этом, но теперь понял: мне бы хотелось, чтобы мои дети — я имею в виду законных — раскачивались на тарзанке и прыгали в пруд Ньюкомбов.