Мы дружно рассмеялись. Многовато будет для старика без наследников. Я съел еще один крекер.

— Создается впечатление, что ты лично с ним знакома.

— Так и есть. — Лопатка застыла в воздухе. — У меня такое чувство, будто я почти что знаю, как он выглядит. И о доме я многое помню. Подозреваю, отец пару раз солгал мне по мелочи. — Она сделала паузу. — И может, иногда по-крупному.

Я задумался над тем, что она сказала. Отец говорил ей, что они некоторое время жили в Коул-Крик, когда она была «совсем крохой», но она слишком многое помнит, чтобы это было правдой. И что она имеет в виду под большой ложью? Ого! Ее мать?

— Думаешь, твоя мать до сих пор жива? — как бы между делом спросил я.

Она ответила не сразу. Держу пари, ей стоило больших усилий удержать эмоции под контролем.

— Я не знаю. Я помню, что они часто ссорились. Думаю, отец похитил меня, и из-за этого мы всю жизнь кочевали с места на место — чтобы мать и правосудие не нашли нас. У него не было моего свидетельства о рождении, и на все конкретные вопросы он отвечал очень туманно.

— Любопытно, — заметил я, стараясь, чтобы мой голос звучал как ни в чем не бывало. Меня посетила догадка, что она только что рассказала мне столько, сколько никогда в жизни никому не рассказывала. — Может статься, моя следующая книга будет о молодой женщине, которая расследует свое происхождение.

— Эта книга — моя, — поспешно ответила она. — А вы сюда приехали искать дьявола, вот и поговорите с ним про свою жену.

Проклятие! А как она меня отбрила! Я застыл с крекером в руке. Мое сердце, кажется, перестало биться. Я никогда даже не позволял себе думать о том, что она сейчас сказала вслух.

Она стояла у плиты спиной ко мне, абсолютно неподвижно, с лопаткой в руке. Лица ее я не видел, но вот шея стала на три оттенка темнее обычного.

Я понимал, что мой ответ задаст тон нашим будущим отношениям. Примерно на две трети мне хотелось сообщить ей, что она уволена, и велеть убираться вон из моей жизни. Но я взглянул на стол со свечами. Последнее, чего мне сейчас хочется, — это еще один вечер в одиночестве.

— Про Пэт что-то известно одному только Богу, — проговорил я наконец. — Дьявол скажет: «Никогда про нее не слыхал».

Она повернулась ко мне, и на лице ее отразилась такая огромная благодарность, что мне пришлось отвести взгляд.

— Простите. Иногда я говорю...

— Правду, как ты ее видишь? — закончил я.

Несколько минут прошли в молчании: Джеки подала на стол что-то вроде рагу из курицы. Похоже, она фанатка овощей: на каждую тарелку она положила по три вида плюс картофель плюс еще овощи в рагу. В молчании же приступили к трапезе.

— Может, я становлюсь романтиком, но мне бы хотелось выяснить, есть ли в этих старых повествованиях о призраках и ведьмах правда. А может, мне просто хочется написать чертовски интересную книгу, от которой кровь в жилах стынет.

— Лучше уж хотеть написать хорошую книгу, чем чего-то просить у дьявола, — заметила Джеки и принялась убирать со стола.

Посудомоечной машины у нас не было, поэтому я мыл посуду, а она вытирала. Когда на кухне воцарилась чистота (если не считать того, что большинство поверхностей поросло плесенью), мы поднялись наверх и взялись за спальни. Мои жалобы на отвратительные обои (темно-зеленые с пурпурным и черным) рассмешили ее. Кровать — равно как и три десятка других предметов мебели в комнате — была из темного орехового дерева. Пространство между стеной и обоями чернело, как тоннель в полночь.

— Как насчет того, чтобы завтра я позвонила на торги и мы избавились от ненужной мебели? На самом деле вы можете продать все подчистую, а потом купить новую мебель.

Я посмотрел на уродливую старую кровать — и мысли о новой обстановке вызвали у меня улыбку.