Похоже, что больше всех возмутило выступление Коноваленко самого командира, он заорал на своего заместителя, застучал по столу кулаком.

Тут поднялся начальник связи полка. Старый, седой майор Пряхин.

— Товарищ полковник, а что вы кричите на своего заместителя? Приказа о снятии нас с боевого дежурства не было. Так какого рожна мы будем слушать все эти бредни местных генералов? Приказа о расформировании нашей части не было, не было команды о передачи вооружения, техники. Так чего мы сидим и слушаем их?

Тут «генерал» начал нас увещевать, что мы нужны, мол, новой республике. Начал рассказывать сказки, что мы получим квартиры, звания, должности, деньги большие будем получать. Условие одно — остаться служить в ВС Азербайджана. Мы начали вставать и выходить из зала, не дослушав очередного болтуна.

Зато потом стало известно, что командир около трех часов беседовал с глазу на глаз с генералом этим, и вечером, собрав совещание, сообщил, что мы передаем почти всю оставшуюся технику ДХ Азербайджанской армии. Мы возмущались, но толку было мало.

Через час нас — связистов и шифровальщиков — собрал начальник связи. Мы понимали, что нельзя отдавать аппаратуру ЗАС и шифровальную технику противнику. Сотрудник восьмого отдела шифровальщик Костя Недопекин недолго сопротивлялся. И вот ночью мы на стоянке техники ДХ мы кувалдами разбивали аппаратуру, шифраторы и дешифраторы дробили в пыль. Потом взяли ключевую и ЗАСовскую документацию — как действующую, так и на случай войны — и устроили большой костер. На огонь приходили офицеры, прапорщики, кто-то принес пару литров местного коньяка. Но мы лишь отхлебнули и следили, чтобы сгорело все полностью, ни кусочка от упаковки, ни листочка от документации не осталось. И при этом ничего не разлетелось. Вся техническая документация по ЗАСу и шифрам также полетела в костер.

Пришел особист Коля Мироненко. Мы ему объяснили, в чем дело. Он лишь молча приложился к стакану коньяком, махнул обреченно рукой и ушел.

После того как все сгорело, мы составили акт об уничтожении техники и документации, ключевой документации, шифров. Акт составили в семи экземплярах, по числу присутствующих. Все подписали его. Каждый взял по экземпляру. Хоть мы и обозначили, что все это было сделано под угрозой захвата аппаратуры и документации противником, но кто его знает, что потом будет с нами.

Во время боевых действий в Афганистане был случай, когда самолет Ан-26 заблудился и сел на территории Пакистана, вернее его уже посадили насильно. Сутки держали оборону, не выходили из самолета, потом был штурм, никого не убили. Но там были комплекты ЗАС аппаратуры и ключевая документация. И за сутки никто не предпринял попытки уничтожить блоки и ключевую документацию. Потом самолет вернули в целости и сохранности, за маленьким исключением. Не было ЗАС аппаратуры и ключевой документации. После возвращения на Родину командир корабля и связист пошли под трибунал: не за то, что они заблудились и посадили самолет на территории чужого государства, а за то, что ЗАС и ключи к ней попали к противнику.

Технику вывезли. Из штаба армии что-то грозили, но никто не приехал. После этого командир полка был переведен к новому месту службы в Москву.

Особист Мироненко пытался его оттуда достать, писал какие-то бумаги. Не получилось. Потом сам поехал в Москву. Там его убили. За командиром, говорят, местные тоже охотятся. Много пообещал, много взял, мало сделал. Может, тоже убьют. Каждому свое. Он знал, в какие игры ввязывается.

Семьи мы отправили еще полгода назад, когда война в Карабахе началась в полную силу. Квартиры наши разграбили, все наше оставшееся имущество хранилось в части.

И даже после всего этого нас не сняли с боевого дежурства. Плевать, что остался лишь один боеспособный дивизион — третий, на остальных лишь часть техники работала. И кое-как несли охранение от местных ополченцев — их в последнее время, ой, сколько развелось.