— Тогда позвольте, я провожу вас к Мэнипенни. Джеф сейчас в маленькой столовой в передней половине дома, занят со своей матерью, так что я тихонько проведу вас в задние комнаты, хорошо?

Он взял ее крохотную ручку и заметил, как румянец медленно залил ее бледные щеки.

— А вы не хотите мне сказать, как вас зовут?

— Вы обещаете никому не говорить?

— Если вы будете называть меня Чарльз.

— Хорошо, Чарльз.

Она чуть наклонилась вперед, впервые в жизни почувствовав, что ей хочется пококетничать.

— Меня зовут Вивиан.

У Чарльза прямо гора с плеч упала, что это не девушка с ранчо, не Шелби, и он широко улыбнулся ей.

— Прекрасно. Вы можете сказать мне оставшуюся часть вашего имени в следующий раз, когда мы встретимся.

Они направились к служебному входу в особняк Сандхэрст.

— Вы надолго в Лондоне? Я бы с удовольствием поводил вас по городу.

— Это было бы чудесно.

Они на минутку задержались у двери, дрожа на зимнем ветру, задувавшем с Темзы.

— Но, Чарльз, мне придется прислать вам записку… и сначала вы должны еще раз пообещать, что ни словечком не обмолвитесь вашему другу обо мне.

— Я обещаю, сколько же раз я могу это повторять! В любом случае Джеф, так занят сейчас, что вряд ли обратит внимание…

На этот раз Вивиан приложила пальчик к губам Чарльза и тут же отдернула, сообразив, как дерзко она ведет себя. Со своими гладко зачесанными темными волосами, усами и румяным лицом он казался таким добродушным, мягким и искренным, и, что лучше всего, с ним она чувствовала себя уверенно.

— И все-таки пообещайте.

— Клянусь.

Сердце его глухо стучало от волнения, когда он сунул руку в нагрудный карман и достал визитную карточку из серебряного футляра.

— Вы можете застать меня в любое время. Может быть, мы пообедаем вместе, а потом я мог бы отвезти вас на ипподром?

— Мне нужно идти. Мистер Мэнипенни ждет меня.

И Вивиан исчезла за дверью, оставив Чарльза Липтон-Лайенза гадать, не говорил ли он только что с феей. Вивиан была самой эфемерной из женщин, которых он встречал в своей жизни.

— Если бы не твоя близкая свадьба, мой дорогой Джеффри, я вернулась бы, в Йоркшир через неделю после кончины твоего отца.

Эдит Уэстон, вдовствующая герцогиня Эйлсбери, сидела, выпрямившись, в позолоченном кресле в маленькой столовой. Все еще красивая в свои шестьдесят, она носила вдовий траур с необыкновенным изяществом и элегантностью; он удивительно красиво оттенял ее уложенные в высокую прическу снежно-белые волосы.

— Я предпочла бы провести зиму в замке Эйлсбери, где могла бы предаваться печали в одиночестве. Теперь я понимаю, почему королева Виктория оставалась в Виндзорском замке, удалившись из Лондона, после того как она потеряла принца Альберта.

Джеф выжал лимон в чай.

— Бога ради, мама, надеюсь, ты не станешь вдовствовать по образу и подобию королевы. Она оставалась в трауре в течение сорока лет!

— Я не позволю тебе отпускать шутки по этому поводу.

Он глубоко вздохнул, прежде чем ответить.

— Ты могла бы уберечь себя от раздражения, если бы согласилась с тем, что не можешь контролировать каждое мое слово.

— Если бы только судьба не распорядилась так, что ты стал нашим единственным ребенком, я могла бы и не придавать такого значения твоему поведению. Однако, поскольку это так, внимание всего общества приковано к тебе, Джеффри. Все наблюдают за тобой и ждут, окажется ли новый герцог Эйлсбери хотя бы наполовину таким, как его отец. — Она помолчала, слегка поджав губы, затем добавила:

— Не проглатывай залпом свой чай, мой милый.