| Молодой лесоруб знает, как распадаются кости, по опыту собственной боли. Он так и говорит. Знает боль сестры в качестве наглядного материала чужой боли. Знает воспаление легких, от которого никто не в восторге. И ноги, и руки он себе уже обжигал. Он ведь тоже всего только человек. Иногда кости ломаются, размолотые челюстями собак. Разъяренные лисы в своей гигантской разветвленной системе нор — вы бы только видели! Жительница гор (Да-да, именно вы! Такая женщина, как я, ура! Да, подойдите сюда!) шагает по снегу. Госпожа королева универмагов придирчиво рассматривает себя, потому что из колодца ее тела бурно бьет беловатый фонтан. На шее у нее висит некий аппарат. Аппарат не есть часть ее тела, он болтается на шнурке. По стопочке шнапса всему этому множеству взрослых и детям тоже. Они вдохновенно опрокидывают шнапс внутрь, за обе щеки уплетают деревенские и охотничьи колбаски, припасенные на этот случай. Потолок хозяйского дома опускается на них, кое-кто не успевает вовремя выползти из-под него и выбирается наружу сплющенным, как ноготь. Подождите, ну совсем чуть-чуть, моя сестра как раз сейчас умирает. Эти охлаждающие компрессы имеют определенное предназначение, они для определенных мест. Крестьяне с дополнительными источниками доходов (доходы не удваивают существования, а делают его вполовину меньше!), пунцовые от смущения, выскребают ковер в доме старшего лесничего — до основания, до дыр — и смываются, внутри остается приезжий гость, снаружи — загонщики и загоняемые. Спусковые крючки у охотников погружаются в болотную жижу, без жертв не обойдется. Молодой человек поднимается по тропе на цыпочках, у него настоящее духовое ружье. Это его ружье, и он им воспользуется. Со слабым щелчком разряжается этот атрибут властителя. Пара лисиц, уже обросшая хорошим мехом, так и крутилась в этом году прямо под носом в осеннем предрассветном сумраке. Их шкурки — прекрасное украшение его жилья, подтверждение его высокого охотничьего мастерства. Жена и дети, которые теперь обретаются где-то в тирольских краях, а тогда были еще здесь, сбились в угрюмую кучку, стремясь как можно слабее обозначить перед отцом свое невыразительное присутствие. Это моя личная охотничья комната, грозно заявляет отец своим дрожащим отпрыскам. И никто из вас ничего здесь не потерял! Мертвые тела лисиц плюхаются на пол, когда жена ножом снимает с них их праздничный сельский наряд. Потом шкурки вывешивают на стену в качестве украшения. Пластиковую упаковку от игрушечных тракторов, кукольные коляски, кукольные наряды — немедленно и решительно вон! Самая большая комната в доме с помощью подзатыльников и тычков очищается от этой манной каши детских пустяков. А жене надлежит только обтирать пыль и сохранять всё в надлежащем виде. На полке — максимально полная библиотека любви. Оттуда струятся заманчивые испарения. Он — любитель нижней части женского тела, это уж точно! Он знает, как избежать вопля женского зачатия. Он прочел об этом в соответствующей книге. Он внимательно разглядывает иллюстрации. Постоянно находясь бок о бок с охотой, он превратился в настоящего кабана, даже на людях, в присутствии посторонних. Сейчас он ищет себе подругу. Все разновидности женщин он теперь знает по именам. В детстве он умел различать разные травки, но не знал, как они называются. Природа посылает непонятные сигналы, а женщина — один-единственный: она слюняво поднимает уголки любвеобильных губ вверх. Изо рта у нее тонкой ниткой тянется кипящая слюна, складываясь в знак «да». Мужчину это сбивает с толку. Женщина мягкой кошачьей лапкой любви разжигает вожделение, придает ему упорядоченность, достоинство. Лисы возятся в росистой траве. Мужчина совсем одичал. Путь внутрь женщины — по какой-то трубе глубоко в теле, и попадаешь в какую-то мешанину соков — почему? Теперь она в Тироле, приходится с сожалением это признать. Внутренность женщины готова. Соитие не каждому удается сразу, но это дело наживное. Умирающий голос сестры слабой фистулой разносится по дому. |
