И в этот момент я отчетливо поняла, что сложатся у меня дальнейшие отношения с Громовым или нет, во многом зависит от того, смогу ли я докопаться до истины в этой истории. Пусть какая угодно, пусть даже самая ужасная, но правда! Потому что в противном случае помимо истории с его женой между нами будет стоять граф с его неуравновешенной психикой, которая привела его к убийству, как две капли воды похожий на моего Громова.

Я вернулась в библиотеку и принялась дальше изучать записи. Но вскоре поняла, что сейчас мне нужно совсем иное. А что именно? Наверное, разговор с человеком, который занимался этой историей и может оказать мне неоценимую помощь в расследовании.

Я набрала номер, который мне дали в редакции. К моей несказанной радости ответили почти сразу.

— Господин Гостюхин? — спросила я.

— Да, — ответил сухой мужской голос. — Чем обязан?

— Вы меня не знаете… Но мне очень, очень нужно с вами увидеться.

— А в чем дело? По какому вопросу?

— Меня зовут Валерия Стрелкина. Я изучаю только что найденный архив графа Белопольского, и мне нужна ваша консультация.

В трубке повисло физически ощутимое молчание. Сейчас он меня пошлет, причем открытым текстом и по известному адресу!

Гостюхин молчал долго. Невыносимо долго. Потом наконец:

— Вы изучаете материалы в усадьбе?

— Да.

— Давно там работаете?

— Не очень. Но у меня есть несколько интересных идей… — я попыталась его заинтересовать.

Он опять замолчал.

Да что же это за непруха такая!

Но тут Гостюхин дал о себе знать.

— Записывайте адрес, — сказал он.

* * *

Низкий деревянный, покосившийся и потемневший от времени домик. Крохотный, точно сошедший со старой открытки. Рамы, съехавшие набок и наклонившиеся к земле, почернели от времени и от равнодушия к ним хозяев домика. Стекла выглядели так, будто их не мыли лет десять. Я недоуменно разглядывала это творение деревянного зодчества и раздумывала, правильно поняла ли адрес и туда ли вообще попала… Потом открыла блокнот, куда записала то, что продиктовал мне Гостюхин, и еще раз проверила. Да, все верно. Я нажала на звонок, он сразу же отреагировал противной надрывной трелью. А вскоре передо мной предстал и сам хозяин дома. Он был весь какой-то низенький, неказистый, уменьшенная и очеловеченная копия дома, в старой домашней кофте и в допотопных очках.

— Простите, вы господин Гостюхин? — спросила я.

— Да, Федор Михайлович. А вы, я так понял, Валерия.

— Правильно. Могу я войти?

— Конечно, заходите.

Я прошла в прихожую. И сразу в нос мне ударил запах чего-то кислого, соединенный с затхлостью и плесенью. Запах чего-то, что пробиралось наружу из наглухо закрытых тайников моей памяти. Ах да… Так пахла больница, где лежала мама. Запах лекарства накрепко смешивался с запахом больничной еды и образовывал ни с чем не сравнимый коктейль. Я невольно закрыла нос ладонью и задержала дыхание. Да… долго я в этом доме не выдержу. Тем временем хозяин двинулся вперед по длинному узкому коридору.

— Проходите, проходите, — крикнул он мне. — Можете не разуваться.

Я сняла куртку, повесила на первый же попавшийся крючок и пошла вслед за ним. Перед окрашенными в белый цвет дверями он остановился и галантно распахнул передо мной створку.

— Прошу.

Я вошла в комнату, бедно, если не сказать, убого обставленную. И в нерешительности остановилась. Посередине стояли два обветшалых кресла, а между ними находился журнальный столик, которому было столько лет… Ну, в общем, мебель такого класса столько не живет.