Изменить размер шрифта - +
Так или иначе, но через неделю Прасковья Ильинична вновь не смогла сдержать слез:

— Валерушка зовет меня! Не может без матери… Я так и знала.

— Собирайтесь… Мы вам вещи до вагона дотащим! — воскликнул Тима.

— Когда надумаете поехать, скажите. Мы вам поможем, — сказал Дима.

— Я-то уже надумала. Не могу своего Валерушку одного оставить! Но и брата Гришу оставить здесь одного тоже нельзя…

Родители Прасковьи Ильиничны погибли в автомобильной катастрофе еще до войны, когда она была в пятом классе. «Любили они повторять: «Вместе живем и вместе умрем!» — вспоминала Прасковья Ильинична. — Вроде шутили… А шутка-то сбылась. И как скоро… Как страшно!»

Вырастил ее брат Гриша, который был на девять лет старше.

— Голубил меня, как я своего Валерушку. И трепыхался так же, и опасался за каждый мой шаг, за каждый поступок. Будто не было у него дел посерьезней! Я, говорит, матери с отцом в час последнего прощания слово дал.

Гриша ушел на войну тяжкой осенью сорок первого… И погиб в двухстах километрах от своего города. Там, при дороге, между двух сел, поставили ему остроконечный памятник со звездой. И Прасковья Ильинична так часто ездила к этому памятнику, точно у нее было два дома: тут, в городе, и там, при дороге.

— Вот она — человек верный! — заявляла Тимина мама, по-хирургически отсекая возможность дать такую же оценку Валерушке.

Тимин отец, Михаил Михайлович, тоже хирург, соглашался:

— С ней я пошел бы на операцию!

Это было похвалой наивысшей. Он не говорил: «Пошел бы в разведку!», а говорил: «Пошел бы на операцию!»

— Ничто не вредит так сильно нервной системе, как раздвоение, внутреннее смятение, рожденные душевными противоречиями, — сказала Димина мама. — Посмотрите, Прасковья Ильинична совсем стала таять. Мечется между сыном и братом: «Гриша-то меня, сироту, не покинул, а как же я… покину его?»

Несколько раз Александра Александровна намекала соседке, что пора уж принять решение. Но какое? Она и сама не знала.

— Надо вмешаться, — задумчиво произнес Дима, обращаясь к приятелю.

— Немедленно! Силой заставим ее уехать! Сами соберем узлы, чемоданы, раз она мечется…

— Нет, лучше напишем письма, — возразил Дима.

— Опять письма?!

— Они, как ты убедился, нам помогают. — И, вспомнив отцовские размышления, Дима добавил: — Классики оставили целые горы писем… Вон сколько томов!

— Мы же не классики.

— Это ты верно подметил. И очень скромно! Но все-таки… Письма и нас уже не раз выручали.

— А кому же теперь писать? На деревню дедушке?

— Насчет деревни ты близок к истине… Надо написать сразу в оба села! Между которыми стоит памятник.

— Значит, на село дедушке?

— Если так можно сказать, на село внукам! Я уже выяснил…

— Что ты выяснил?

— В обоих селах есть школы.

— А в школах ученики, — выпалил Тима.

— Сообразительный ты парень… Догадливый! Мы попросим их приходить к брату Прасковьи Ильиничны. И цветы ему приносить… От ее имени.

— Бегу за конвертами! — воскликнул Тима. — Подпишемся: «Ваши друзья». И авиапочтой. По воздуху! Со скоростью…

— Туда лайнеры не летают, — прервал его Дима.

 

* * *

Вскоре пришел ответ…

«Дорогая Прасковья Ильинична! Мы получили письмо от своих и Ваших друзей, которые себя не назвали.

Быстрый переход