Пестрый национальный состав армии распространялся и на военную технику. Танки приобрели в Югославии, артиллерийские орудия — во Франции, противотанковые боеприпасы — во Франции, США и Великобритании, а ракеты ПВО — в СССР. В 1984 году Джабер III хотел купить американские переносные ракетно-зенитные комплексы «Stinger» — однако Вашингтон отклонил запрос из опасения, что смертоносное оружие может попасть в руки исламских террористов. Зарубежная техника, как правило, была первоклассного качества — но сам факт того, что ее свезли в эмират со всей планеты, затруднял техобслуживание и превращал жизнь кувейтских военных специалистов в сущий ад.

В авиации и на флоте складывалась аналогичная ситуация. В 1990 году в ВВС служили 2 тыс. человек, в ВМС — 1800 человек; среди них преобладали иностранцы. Военный авиапарк был представлен 80 самолетами — от французского «Mirage F-1» до американского «Douglas A-4 Skyhawk» — а также 40 разнокалиберными боевыми вертолетами. На вооружении кувейтских ВМС находились восемь немецких судов, укомплектованные французскими ракетами «Exocet». Однако эти корабли никогда не вступят в бой и не защитят эмират от нападения Ирака.

Глава 5

Ложь, деньги и война

Арабская нефть не может быть дороже арабской крови.

2 августа 1990 года иракская армия вторглась в Кувейт. Багдад утверждал, что хочет помочь угнетенному кувейтскому народу, который восстал против тирании Джабера III. Однако никакого восстания не было.

На протяжении полувека претензии на Кувейт являлись одним из лейтмотивов иракской дипломатии и пропаганды. Аргументируя свои требования, Багдад умудрился объединить две диаметрально противоположные позиции. Главная версия сводилась к тому, что Кувейт исторически не обладал суверенитетом и всегда был частью Ирака. Согласно второй, «запасной» версии, Кувейт все-таки являлся независимым — но четкие границы между государствами отсутствовали. Более того — эмират входил в состав Османской империи. Номинально им управляли губернаторы иракских городов — сперва Басры, а затем Багдада. После того, как Порта рухнула, Ирак считал себя ее правопреемником, а Кувейт — своей территорией.

Далее, с иракской точки зрения, шейх Мубарак Великий не имел права заключать договор с британцами в 1899 году. Параллельно Багдад апеллировал к Англо-османской конвенции (1913), в которой Кувейт определялся как каза — автономный район Порты. Данный факт, по мнению иракских юристов, свидетельствовал о подчиненном статусе эмирата. Однако конвенция не была ратифицирована — о чем иракцы предпочитали умалчивать.

Прежде Ирак неоднократно признавал независимость Кувейта — например, в 1920-х годах, будучи мандатной территорией Великобритании, он сделал это дважды. В третий раз ситуация имела место в 1932 году, когда хашимитское королевство едва обрело суверенитет и, по сути, еще не являлось самостоятельным. Политики Саддама Хусейна беззастенчиво называли свою родину той эпохи «британской марионеткой» и не считали решения Хашимитов ни легальными, ни легитимными (впрочем, независимость Ирака почему-то не оспаривалась). О последующих признаниях кувейтского суверенитета они предусмотрительно забыли. Также иракцы игнорировали протокол дипломатической встречи в Багдаде (1963), на которой Ирак в очередной раз отказался от претензий на Кувейт и проголосовал за его вступление в ЛАГ и ООН.

Разумеется, у Ирака имелись и другие причины для атаки на эмират. Граница между двумя государствами проходит по нефтяному месторождению Румайла.