- Вот ты баешь: не моя - и слава богу! А что твоя, что чужая - все едино живая душа. Ведь это когда б не мальчонка, дак поминай как звали… рассуждает рыбак.

- Он ее, дяденька, еще с баржи приметил да как сиганет в воду! - захлебываясь, объясняет подросток.

- Верно, верно, когда б не он, пропала бы… - подтверждают вокруг.

- Ишь сочувственный какой. Сам-то небось напужался до смерти… Инда трясет его, бедняжечку, - раздаются жалостливые голоса женщин.

- Обыкновенное дело, тоже воды хлебнул немало… А между прочим, мы с Митричем тащим их, а он вцепился ей в гриву и не пускает… «Пусти, кричу, Лень!» А он держит. То ли рука у него онемела, то ли боялся, что упустим ее, усмехаясь, рассказывает белобрысый парнишка.

Ленька, стоя поодаль, ежится от озноба. Длинные холщовые штаны липнут к его ногам, лицо покрыто мелкой рябью, глаза смотрят испуганно… К кучке людей торопливо идет хозяин баржи…

- И ведь вот как чудно на белом свете, - степенно рассуждает Митрич. У него мягкие курчавые волосы с сильной проседью и такая же курчавая с проседью борода, а глаза светлые, лучистые. Такие глаза со светинкой называются «божий дар», и все, что бы ни говорил Митрич, они освещают своим внутренним чувством. - Чудно… - повторяет он, покачивая головой. - У бедного человека полна изба, иной и рад бы от лишнего рта ослобониться, дак вот ведь живут и в огне не горят и в воде не тонут, а у господ и няньки и мамки, а дитё углядеть не могут.

Динке холодно, она съеживается в комочек и еще ниже опускает голову.

Какая-то женщина наклоняется к ней, гладит жесткой ладонью мокрые волосы и участливо спрашивает:

- Сымешь платьице-то? Пущай просохнет на камушках, ась?

Но прикосновение чужой руки к волосам причиняет Динке сильную боль, она мотает головой и открывает глаза.

- Вставай, вставай, барышня! Накупалася, голубушка, вдосталь, другой раз не полезешь эдак-то, - ворчливо говорит прачка, отжимая подол Динкиного платья. - Ишь какая дачница купальная!

В кучке собравшихся слышится смех. Трошка и Минька, скрываясь за спинами людей, отходят подальше. Под тяжелыми сапогами хозяина баржи скрипит песок.

- Чего это тут собрались? - хмуро спрашивает он, бесцеремонно раздвигая народ и разглядывая Динку.

- Да вот утопленницу вытащили из воды. Ленька твой, спасал. Теперь, може, господа не поскупятся, дак и нам чарочку поднесешь, - поглаживая бороду, говорит Митрич.

- А и где он, Ленька-то? - оглядываясь, спрашивает хозяин баржи.

- Я тута, - тихо отзывается Ленька.

- Я те дам «тута»! - грубо передразнивает его хозяин. - Ты на барке должон быть. Пошто ушел без моего спросу? Ленька со крахом смотрит в бородатое лицо.

- Так ведь он человека спасал, чего кричишь, Гордей Лукич? - вступается белобрысый паренек.

- Ты не пужай мальчонку зря, чего его пужать? Он не по своей воле убег! - говорит Митрич.

Хозяин молча отстраняет их, делая шаг к Леньке.

- Я ему покажу свою волю! Зачем убег, спрашиваю? - снова обращается он к мальчику.

Громкий и сердитый голос выводит Динку из оцепенения. Она широко раскрывает глаза и, подавшись вперед, с ненавистью смотрит в бледное лицо мальчика с баржи, на мокрые пряди волос, прилипшие ко лбу, на синие губы. Ведь это же он! Это он ее топил! Она бы выплыла, волшебный лифчик сам вынес бы ее на берег, и она не захлебнулась бы водой…

- Зачем убег, спрашиваю? - гремит голос хозяина. Ленька, переминаясь с ноги на ногу, слабо взмахивает рукой, указывая на Динку:

- Вон… она тонула.