Динке становится скучно: она любит слушать, когда ее хвалят, а если беседа становится похожей на выговор, глаза у нее тускнеют, нижняя губа выпячивается вперед, и вся она становится вялой, как тряпичная кукла.

- Не говори подолгу - я делаюсь больной. Лучше про папу еще расскажи.

- Ишь ты, - косится на девочку старик. Он и сам устал от Динки, и работать ему надо, и недоволен он тем, что перебила его мысли. - А что папа? Папа - он папа. А ты вот чепуховая девчонка, ничего путного к тебе не пристает. Ну, чего вырядилась в рвань эдакую? Где была? Воскресенье нынче, люди на дачи едут, а ты мать срамишь! Никого на свете не уважаешь!.. Куда вот карточку отца подела? - обрушивается на Динку Никич.

- Ту, что ты дал? В рамочке? Она знаешь где? - Динка обхватывает шею старика и шепчет ему что-то на ухо. Никич выпрямляется и огорченно разводит руками:

- Здравствуй, кум, я твой Федор! Ну, к чему такое дело? Разве ей место под камушком лежать?

- А если полицейские придут? - быстрым шепотком говорит Динка. - Помнишь, когда обыск был, мама все карточки в самовар прятала, ага?

- Ну, прятала, как память, конечно. А в полиции на твоего отца сто портретов есть. Они не этого искали. Одним словом, беги сейчас и принеси мне эту карточку! Не умеешь ты обращаться с дорогими вещами!

Динка неохотно встает и исчезает за палаткой.

- Ох и беда с ней! Все придумки какие-то, - ворчит ей вслед Никич. Он часто сердится на девочку, но очень скучает, когда она долго не появляется.

Динка возвращается тихенькая. Карточку отца в дубовой рамочке она несет под мышкой и, оглянувшись, передает ее дедушке Никичу.

- Вот какая ты! Я ведь тебе только на подержание дал, - сдувая с рамочки пыль, укоряет старик.

- Так она и была у меня на подержании, - оправдывается Динка, поднимаясь на цыпочки и заглядывая в лицо отца.

На карточке - молодой, только что выпущенный из училища железнодорожник. Новенькая, «с иголочки», форма ловко обтягивает его грудь, глаза глядят задорно и весело, над лбом стоячие густые волосы, под темным пушком чуть приметных усов простодушная детская улыбка.

- Это он молодой снялся. Только что кончил училище И форму получил. За твоей матерью ехал… - любовно объясняет дедушка Никич.

- Похожа я на него? - спрашивает Динка и изо всех сил таращит глаза.

Но Никич безнадежно машет рукой.

- Я исправлюсь! - поспешно говорит Динка. - К приезду папы обязательно исправлюсь!

- А когда он приедет, ты знаешь?

Девочка качает головой.

- Ну вот. И я не знаю. Значит, не обещай. Оба замолкают.

- Знаешь, дедушка Никич, Минька и Трошка думают, что у меня совсем нет папы… Я знаю, они так и думают, - тихо говорит Динка.

На морщинистых щеках Никича проступает темный румянец.

- А я вот как пойду, да накостыляю им хорошенько по шее, так тут будет и папа и мама! - сердито кричит он. Голос его доносится до террасы, где сидят за чайным столом Катя и мать.

- Да позови же ее, наконец! Она совсем заболтала Никича! - беспокоится Катя.

Обе они уже давно поглядывают на палатку старика, пытаясь отгадать, о чем так долго беседует Никич с Динкой.

- Да, надо уже позвать, - соглашается Марина и, подойдя к перилам, громко кричит: - Дина!

Девочка вскакивает:

- Иду, мама!.. Дай мне еще папу на подержание! Я ничего не сделаю! - просит она Никича.

- Иди, иди! Я сам его давно не видел. Придешь - вместе посмотрим! У матери много карточек, а у меня одна, - торгуется Никич.

- Дина! - снова раздается голос матери.

- Иду! - откликается девочка, но не уходит, а, волнуясь, пытается что-то вспомнить.