— Ты чего? — удивился Леденцов. — Во мне всего семьдесят кило.

— Пусти, рыжий…

В дальнем конце автобуса всхохотнули. Неужели добрейший дядя в лёгкой капроновой шляпе?

— Рыжий, схлопочешь…

Теперь смеялись почти все. Кроме инспектора — удерживать таким странным приёмом пьяного верзилу было тяжело до пота, до побеления кистей рук и сжатых губ. Но народный смех и слабая улыбка девушки с тубусом поддерживали.

— Отпусти же, чёрт рыжий. Мне выходить…

Протрезвевший голос и засипевшая дверь убедили инспектора. Он встал и отпрыгнул, на всякий случай приготовившись к защите. Но долговязый вышел из автобуса, как вывалился, испугавшись, скорее всего, не Леденцова, а весёлого смеха.

Инспектор сразу же ушёл в закуток, образованный кабиной водителя и кассой. Он приходил в себя — от напряжения слегка дрожали руки и потеплела спина. Ему казалось, что на него все смотрят, поэтому до своей остановки ехал, отвернувшись к окну…

Выпрыгнув из автобуса, Леденцов сильно вдохнул тёплый июньский воздух и увидел тубус, похожий на аккуратно выпиленное полешко.

— Как вы не испугались такого детины? — негромко спросила девушка.

— Таких я обычно чайником по морде.

— Спасибо, вы меня избавили.

— Это что…

Леденцов приладился к её шагу. На него пахнуло откуда-то издалека-издалека, словно из детства, неповторимо и единственно, — так пахли в дождь июньские берёзы. Неужели теперь выпускают такие духи? Инспектор приблизился к ней на прилично-доступное расстояние — от девушки пахло сиренью: то ли белой, то ли сиреневой. Но на осевой линии проспекта белели мокрые июньские берёзы, перебивающие своим духом бензин, камень и далёкие духи. Леденцову захотелось в лес, одному или вот с этой тихой девушкой. А что? Палатку в его рюкзак, продукты в её тубус…

— Иду как-то парком, а бандит хватает девицу за нежную шею. Я: «Руки вверх, то есть отпусти горло!» Бандит: «Отвали». Я: «Сейчас ты у меня схлопочешь чайником по морде». Девушка как закричит: «Хулиган!» Про меня. Оказывается, было модно ходить обнявшись за талию, потом за плечи, а теперь за шею.

— А вы шли с чайником?

— Я шёл без чайника, но у меня такая присказка. По-научному — рефрен.

Пропуская спутницу вперёд, Леденцов залюбовался её ножками: крепкими, ладными, в джинсовых босоножках на широких и лёгких каблучках. Как там… «Если женщина понимает толк в обуви, то вся остальная амуниция у неё о’кей».

— Разрешите задать нескромный вопрос? — вдохновился он.

— Замужем ли я?

— Пьёте ли вы кофий?

— Разумеется.

— Давайте по чашечке, а?

Она кивнула неопределённо, точно сомневалась в своей любви к кофе.

— Или вы опасаетесь уличных знакомств? — угадал инспектор её тревогу.

— У нас же автобусное, — улыбнулась она.

Выпить чашку кофе оказалось не так просто. Кафетерий был забит народом, булочные уже закрылись, «Белочка» оказалась на ремонте, в пышечной сломался кофеварочный агрегат… Но Леденцов не сдавался — шёл лишь ему известными зигзагами.

— В Париже, говорят, на каждом шагу кофейня. А если не кофейня, то какая-нибудь какавня, кисельня или компотня.

Они оказались у полукруглого здания. Из жаркого входа, как из вулканического жерла, бил огненный свет; там перекатывалась могучая музыка и каменными осыпями взрывался топот.

В этом огненном свете — почему-то далеко, хотя вход был в десяти шагах, — возникали, тут же пропадая, стройные фигуры в комбинезонах, в джинсах, в блестящих брюках, в ярко-цветных свободных рубашках и блузках… Казалось, что на землю опустились пришельцы, устроили тут свой инопланетный праздник и, отгуляв, улетят…

— Дискотека, — сказала она так, как говорят о далёких мирах.