Ох. Я начал понимать, о чем он вел речь. Я вспомнила подобные разговоры с Кэлом и с Дэвидом Редстоуном. Главное в этом понятии о свете и тьме то, что не всегда кристально ясно, что какой стороне принадлежит. Сделать выбор в хорошую сторону не всегда легко, часто его даже не можно распознать.

– Например, – начал Хантер, – микробы могут убить – как ботулотоксин. Но та же самая вещь, в маленьком количестве, может вылечить. Нож может помочь сохранить жизнь или может ее забрать. Любовь может быть радостным подарком или душной тюрьмой.

Это правда, подумала я, вспомнив, что я потеряла, расставшись с Хантером. Я не могла не смотреть на Скай. Ее лицо было спокойным, она смотрела на пол, но, реагируя на слова Хантера, на ее бледных щеках замаячил нежно-розовый румянец.

– Солнце – самое необходимое для жизни, – сказал Хантер, – но оно может сжечь зерновые культуры, люди могут умереть от жажды, оно может высушить кожу до появления волдырей. Огонь тоже может дать жизнь, сделать нашу пищу полезной, помочь защитить нас, но также может быть яростным мстителем, уничтожая каждый из этих путей, забирая жизни без разбору, не оставляя ничего после себя, кроме пепла.

Я сглотнула, перед глазами появился множество воспоминаний об огне. У огня и меня были любовно-ненавистные отношения. Огонь и я были близки, пока Кэл не попытался убить меня с помощью огня…. и огонь был средством Кьярана для убийства моей матери.

– Свет и тьма, – говорил Хантер. – Две половины целого. Все, что мы делаем, говорим, чувствуем, выражаем – все это имеет две стороны. Какая сторона преобладает – это решение, что делает каждый из нас ежедневно, много раз в день.

Мне казалось, как будто Хантер произносил это только для меня. Временами для меня различия между светом и тьмой, добром и злом были размыты. Почти каждая опытная ведьма, с которой я когда-либо говорила, признавалась в том же самом. Ужасным было то, чем больше ты изучаешь, тем меньше ясными они становились. Вот почему был так необходим непоколебимый внутренний компас морали. Именно это Хантер и пытался помочь мне развить в себе.

Я вздохнула.

После круга Бри вытащила содовую, минералку и сандвичи, и мы набросились на все это. Мне часто хотелось чего-нибудь сладкого после использования магии, и сейчас я с нетерпением набросилась на кусочек хлеба с цукини в шоколаде.

– Это очень вкусно, – сказала Дженна, беря ломтик этого хлеба. – Ты сама его испекла, Бри?

Бри засмеялась.

– Я тебя умоляю. Я не знаю, как обращаться с духовкой. Его испек Робби.

Я избегала разговоров с Хантером или Скай, и, когда все начали собираться домой, я улизнула за дверь своей машины. Я вымоталась и хотела разобраться в сегодняшней магии. Я больше не хотела ни говорить, ни думать о свете и тьме. Я хотела поехать   домой и упасть в постель. Впервые с тех пор, как мои родители уехали, я захотела, чтобы они были дома, чтобы ждали меня. Не то чтобы я не скучала по ним до сих пор – я просто не ощущала нужды в них. Сегодня вечером я знала, что меня бы утешило одно их присутствие в доме.

Как только я вырулила на темную дорогу, мне стало интересно, где была этим вечером Рейвин. Она проигнорировала Скай, потому что они поссорились, или она встретилась с Киллианом?

Когда я вошла в дом, я чувствовала тяжесть в груди, мои руки были холодными. В своей комнате я стала готовиться ко сну. Я долго лежала в темноте, с прижатым ко мне мурлыкающим Дагдой, просто думая. Киллиану на самом деле нельзя было доверять. И Кьяран становился ближе с каждым вздохом.