Принцесса Джоанна, жена Ливелина, как многие считали, захватила положение Тангвистл; ее сыну Даффиду было предопределено наследовать Груффид на правах преемника своего отца, и она не обращала никакого внимания на Элейн, самую младшую из своих дочерей. Остальная часть ее потомства успешно выросла, и материнские чувства ее были к моменту рождения Элейн сильно истощены. Так что баловать Элейн родительским вниманием должен был Ливелин, что тот с удовольствием и делал. Он обожал ее. Дело обстояло так, что, когда Элейн было всего два года от роду, Ливелин выдал ее за своего могущественного соседа, графа Честера, молодого человека, который, как предполагали, должен был быть преемником короля Шотландии, – но об этом почти не вспоминали. Она могла жить отдельно от мужа до того момента, как ей исполнится четырнадцать лет, а до тех пор она была любимой дочерью и радостью Ливелина.

И принц Аберфрау, и живший далеко отсюда муж Элейн – оба они были счастливы, что оставили малышку на попечительстве у Ронвен, которая была сведущей и преданной. Только Джоанна не была рада тому, что выбрали Ронвен, когда узнала о прошлом этой женщины. Однако та была тихой и послушной. А кроме того, у Джоанны имелась масса других вещей, о которых следовало заботиться. Спустя некоторое время принцесса вовсе оставила свои возражения против Ронвен, хотя никогда не старалась скрыть свою неприязнь к ней. Если бы Джоанна знала об отношении Ронвен к ней самой и ее чувствах к сыну Тангвистл, она бы относилась к ней с куда большим вниманием. Если бы она и ее муж знали, что Ронвен все еще следует древней вере и что она и Эинион Гвеледидд предназначали Элейн для своих планов, – все было бы по-другому.

Сильный дождь, поливавший землю в течение последних нескольких дней, закончился, и долина Уай сверкала на солнце тысячами росинок. Высоко над головой Элейн услышала призывный крик вороны. Она медленно подняла голову и прищурила глаза, чтобы насладиться зрелищем парящей в высоте птицы до того, как та сложит крылья и тихо влетит в пустые окна разрушенной башни. Теперь, при дневном свете, она увидела, что окна были страшно высоко, и Элейн ужаснулась от мысли, что они с Изабеллой этой ночью находились там, – такая это была высь. Но вот девочка отвернулась и сразу же забыла о вороне и об окнах башни – сегодня у нее было более важное занятие.

Томас сидел уже в седле. Конь под ним был выше и крупнее обычной боевой лошади. Он был хорошо сложен и мог быстро скакать, перенося при этом тяжелую ношу. В Непобедимом чувствовалась породистость арабских скакунов; он смотрел на Элейн добрыми темными глазами из-под бурой шелковистой гривы. Томас высоко поднял девочку, чтобы посадить ее на широкую спину коня, а затем, немного запутавшись в стременах, слез на землю. Они почти доехали до ворот замка, когда Элейн услышала крик Ронвен.

– Что вы делаете? Что вы себе позволяете? Снимите ребенка с этой лошади! – крикнула Ронвен, увидев Элейн из дверного проема в башне.

Элейн посмотрела на Томаса и быстро ударила лошадь в пока, чтобы скакать галопом, однако грум не позволил ей этого, проворно уцепившись за поводья.

– Сэр Уильям сказал, что я смогу, – вызывающе сказала Элейн, стоило только Ронвен подбежать к ним.

– Я не верю вам. – Ронвен поджала губы. – Никто не вправе позволить ребенку кататься на этом звере. Для того чтобы удержать этого коня, нужна не одна пара рук.

– Разве он не великолепен? – улыбнулась Элейн. – Да он же кроток, как ягненок. Смотрите, очень кроток.