Как бы ни было сильно в Элейн желание оказаться в его объятиях, в ее сердце уже проник холодок. Он лег на сердце тяжелым грузом и мешал ей позвать Александра. Всякий раз, когда она мыслями переносилась в Шотландию и вспоминала короля, перед ее внутренним взором возникал образ маленького Джона, бледного, неподвижного в своей королевской колыбельке. Эти воспоминания изматывали ей душу.
Элейн ничего не знала о Роберте до того дня, когда она оказалась в Лондоне, где навещала Лунед с ее выводком шумливых, веселых ребят. Тогда ей принесли от Роберта письмо, в котором он сообщал, что замолвил за нее словечко перед королем и тот позволил ей повидаться с Граффидом. Прежде Генрих наотрез отказывался оказать Элейн такую милость.
– Ты писала Александру? Или передавала для него что-нибудь на словах? – мягко добивался от нее правды Граффид.
– Если он еще любит, он знает, где меня искать.
– Может, он ждет знака, намека на то, что ты его еще любишь.
Помолчав, Элейн улыбнулась.
– Непохоже. При нем есть женщина, которая его отвлекает. – Она подошла к столу и, посмотрев на шахматную доску, взяла одну из выточенных из слоновой кости фигурок и, немного подумав, сделала ход.
– Мы оба просто дурачки, да? – медленно произнесла она.
– Да, наверно, – усмехнулся он.
– У меня, по крайней мере, есть оправдание, – продолжала она. – А у тебя нет. Посмотри, на кого ты похож, Граффид. Как ты можешь мириться с положением безвольной жертвы? Неужели ты будешь стоять в стороне и смотреть, как Генрих приберет к рукам Гвинед, если Изабелла так и не родит Даффиду сына? Разве твои наследственные права тебе уже безразличны? И будущее Оуэйна тоже? И не только его – Ливелина, Родри и Даффида, чтобы они вырвались из когтей Генриха?! – Ее глаза вспыхнули гневом. – Не будь таким, Граффид. Кажется, стражи тут немного. Если бы я была на твоем месте, я бы давным-давно сбежала. Или тебе в самом деле по душе это сытое существование? – Она так сильно хлопнула ладонью по его животу, что он согнулся. – Ты меня удивляешь, брат. Я-то думала, ты сделан из теста покруче. Ты нужен в Уэльсе, и нечего тебе прозябать здесь, в Лондоне.
Граффид вспыхнул от гнева.
– А что мне делать? Они запирают двери крепко на засовы, и везде стража, разве ты не заметила? Это королевская крепость, Элейн, и я здесь не для того, чтобы отдыхать, я здесь королевский узник!
– На окне нет решеток. Беги через окно! – возразила она резко. – Придумай что-нибудь, ведь и раньше совершали побеги из Тауэра. Твои дети уже позабыли, как выглядит их отец.
Рассерженная Элейн села на стул. Он улыбнулся:
– Узнаю прежнюю Элейн. Такая же смутьянка, как была.
– Нет, уже не та. Я теперь живу тихо, на природе, занимаюсь своими лошадьми и собаками, как какой-нибудь виллан!
Граффид захохотал.
– Моя сестричка – виллан! И ты смеешь после этого нападать на меня?
– Я нападаю на тебя оттого, что ты сдался.
– А ты, Элейн? Ты не сдалась? Ты предалась уединению, живешь одна, подарив своего любимого его пройдохе жене! Тебя больше не занимает политика. Тебя так мало интересует, как живет Даффид, что ты даже не удосужилась посетить его с тех пор, как он унаследовал мои земли! – Он был пунцовый от ярости.
Из окна до них доносились крики воронов, терзавших труп собаки внизу во дворе. Рядом два молодых леопарда, почуяв запах крови, с рычанием бросались на прутья клеток, в которых их держали.
Ронвен, опустив голову, рассматривала свои ногти, притворяясь, что не замечает враждебных взглядов, которыми обменивались брат с сестрой.
– У меня нет любовника… – прошептала Элейн. |