Изменить размер шрифта - +
Я вижу Кабана-Людоеда.

И просыпаюсь – в кровати, Ее теплая рука лежит на моем лбу. Я открываю глаза. Она облачена в огромное красное платье с маленькими бусинками, блестящими в свете канделябра.

– Я – Фиалка Скрэби, – представляется она.

Она великолепна. На глаза наворачиваются слезы. Я хочу сказать ей, как она прекрасна, но из уст вырывается лишь беспомощный стон.

Она заливается очаровательным румянцем и предлагает мне ложку чего-то сладкого, клейкого и зеленого.

– Восхитительно, – бормочу я, все еще задыхаясь от чувства, коему не знаю названия. – Что это?

– Варенье из крапивы, – шепчет она, скармливая мне вторую ложку. – Со свеклой в карамели. Мой собственный рецепт.

– Собирала Маргарита маргаритки на горе, – бормочу я.

Сквозь наркотический дурман, я чувствую Ее силу.

Бум, бум, бум.

Звук моего сердца. Его стук внезапно заполняет комнату.

Какая женщина! Ее рука на моем лбу напоминает мне о доме. Время от времени надо мной проплывает Ее лицо. Она молчит – а если и говорит, то я словно оглох.

Идут дни. Я мужчина, мужчина, мужчина, повторяю я снова и снова сам себе.

Я проснулся с криком.

Она сжала меня в объятиях. И я зарыдал.

– О, мисс Скрэби, помогите мне, помогите!

Она погладила меня по голове и крепче прижала к груди. Утешительно заворковала. Коснулась моего лба.

– Все будет хорошо, – прошептала Она.

– Нет! – простонал я. – Не будет!

И не могло быть. Ибо в тот самый момент, когда мужественность отреклась от меня, я понял – этот миг Господь избрал, дабы подвергнуть мою душу мучениям еще страшнее всех тех, которые я только что испытал. Я безумно и страстно влюбился. Положение было совершенно, чрезвычайно безнадежным.

Гораздо позже я снова проснулся и услышал Ее голос – голос, заставлявший сердце мое катиться, словно пушку без лафета – Она резко спросила меня:

– Кто такая Милдред?

– Мой червь, – признался я. – Не мог бы я побеспокоить вас, моя дражайшая мисс Скрэби, и попросить банан?

 

Э-би-боп-а-лу-боп, э-боп-бам-бу!

Я ворвался в туалет – на толчке сидел Норман, спустив брюки до лодыжек, и читал журнал для народных умельцев «Дом Англичанина».

– Справляю теа culpa, – объяснил он, сворачивая журнал. – Забыл закрыться. Хорошая статейка о рынке штуковин защиты от детей. Не хочешь прокатиться в «Би-энд-Кью» в субботу? Мы бы всю эту хибару привели в порядок как раз плюнуть, одной электроотверткой.

Я ничего не сказал. У меня пропал голос.

Норман потянулся за бумагой и отсчитал пять кусков. Он озадаченно пялился на меня. Наверное, видок у меня был убитый, потому что Норман сказал:

– Прости, приятель. Но мужчина должен сделать, что должен, верно, Сам? Через секунду закончу.

– Нет, – квакнул я. – Не в том дело.

Дело было в мартышке-джентльмене. Он исчез.

 

в которой Тобиас Фелпс пытается исповедаться

 

Эта мне расказывает Хиггинс. Гаварит, эта ШУТКА, и СМЕЕЦА, СМЕЕЦА.

Сначала я не верю, но патом верю.

И нанимаю – ПАРА УХАДИТЬ.

Нам нужна СБЕЖАТЬ, гаварю я ему, гладя его МЕХ. Када я расказываю ему пра Другой Бизнэс Капкана, пра то, што Он планируит для нашева РЕБЕНКА, он ничево не гаварит – просто СМОТРИТ. Как бутта гаваря: И эта ЦЫВИЛИЗАЦЫЯ, да?

Мы чувствуим, как надвигаица ШТОРМ, и тада мы эта делаем. Хиггинс ТЯНЕЦА за нашыми тарелками памоив, я ево атвликаю, а мой ДРУГ-ДЖЭНТЕЛЬМЕН тащит КЛЮЧИ из ево кармана – и все эта за адин мих.

Мы аткрываем КЛЕТКИ – как можна быстрее, пака Баукер, Стид и Капканн не спустились, и ани выбигают НАРУЖУ, в УЖАСИ и ПАНИКЕ.

Быстрый переход