А потом вдруг перестала. И когда она проснулась на следующий день, сияло солнце и боль утихла. Ну, может быть, еще чувствовалась, но совсем чуть-чуть. Сестра помогла ей сесть, потом умыла ее, а потом пришел доктор проверить швы.

Мама и Лаэм стояли в сторонке, пока сестры готовили Роуз к ее первой попытке встать. Она знала, что прошел всего день после операции, но на то она и была чудо-девочкой, чтобы уметь быстро вставать с постели. Сейчас она сделает несколько шагов и очень устанет, но это будет великим событием. Как хвалебная статья на книгу или математический тест, сданный на «отлично». Если это испытание пройдено, значит, скоро домой. Или по крайней мере в нормальное отделение на нормальном этаже.

– Что-нибудь болит, Роуз? – спросила сестра.

– Немного побаливает. Но не сильно. Мам, а ты сказала Джессике, что я вернусь домой через неделю?

– Да, милая.

– Доктор Нил, что с вами? – Она взглянула на него и заметила, что у него был странный, какой-то забавный вид: он словно застыл между желанием стоять, где стоял, и невольным порывом поддержать ее. Сестра многозначительно улыбнулась ему, давая понять, что ему еще многому нужно научиться.

– После открытой операции на сердце дети выздоравливают значительно быстрее, чем взрослые, – объяснила она. – У них не бывает таких болей в грудине. Мы собираемся поднять Роуз с постели, чтобы она самостоятельно перебралась в общее отделение на другом этаже.

– Понял, – сказал доктор Нил, все еще стоя с протянутыми навстречу Роуз руками, как в ту пору, когда она была еще совсем крошкой и только начинала ходить. Его вид рассмешил девочку, и от этого в груди немного заныло.

– Что случилось, Роуз? – встревожился он.

– Ничего, я справлюсь, – успокоила она его. – Вот, смотрите.

– Не торопись, подожди, пока не почувствуешь, что готова, родная, – предупредила мама.

Взрослые столпились вокруг, и Роуз подвинулась на край кровати. Спустила ноги вниз и пальцами ног дотянулась до тапочек. Пол показался твердым-твердым. Роуз не хотела говорить об этом маме, но ее долго пошатывало, как на палубе «Текумзеи II» во время празднования дня рождения. Корабль то вздымался, то нырял носом, раскачивался из стороны в сторону, – кругом. Роуз почувствовала легкую тошноту; она знала, что это от прежнего недостатка кислорода.

Но сейчас ощущения были совсем иные. Спустя полсуток после операции ей было в десятки, сотни, тысячи раз лучше, чем бывало прежде. Она глубоко вздохнула и ощутила, как распахнулись легкие, возвращая ей силы.

– Я себя чувствую хорошо, – сказала она.

Все улыбнулись, а мама взяла ее за руку и спросила:

– Ну, тогда пойдем?

Роуз кивнула, но не двинулась с места. Она чего-то выжидала, глядя на них.

– Что, Роуз? – спросил доктор Нил.

Тогда она протянула ему руку в ожидании, когда он возьмется за нее. Он продел пальцы в ее ладошку, и Роуз дала понять, что вот теперь она по-настоящему готова. Первые шаги они делали все вместе – она, мама и доктор Нил. Сначала по отделению, вокруг сестринского пункта. Роуз заметила, что и раньше бывала в этом отделении, причем доктор Нил и тогда тоже был с ними.

В это отделение пускали только членов семьи. Роуз довольно улыбнулась, опустив голову и спрятав лицо; она боялась, что все сразу заметят, как она счастлива. Она привыкла к тому, что все девять лет ей приходилось постоянно, ежеминутно следить за сердцем, чтобы не дать ему разорваться. А теперь, крепко держась за руки, она позволила себе надеяться, что все трудности остались позади.

***

Выйдя из больницы, Лили и Лаэм направились к бухте Бостона.