— Догадливый, — усмехнулся Саша. — Только аэродром мне ни к чему. Аэродром — голое поле. Я же самолёты немецкие уничтожить хочу.

— А стрелять сможешь? Я ведь тебе не помощник, пушку только издали видел, когда наши отступали.

— Ну вот завтра вечером и пощупаешь её.

— Чего её щупать, не девка.

— Да не переживай ты так. Самое тяжёлое будет — через пути железнодорожные её перетащить. А стрелять буду я. Вы мне там не нужны будете. Да и вообще, хватит отдыхать, поднимайтесь.

Они понесли ящики снова. На этот раз даже Мыкола стоически дотащил свой ящик до перелеска.

Александр здраво прикинул: зачем нести все снаряды? Трёх ящиков хватит. Прицела нет, стало быть, и о скорострельности речь не идёт. Да и немцы дремать не будут: если обнаружат, охрана накроет огнём. Хорошо будет, если он успеет пять-шесть выстрелов сделать. Отсюда вывод: снаряды между станин лежать должны — подносчика и заряжающего у него не будет, впрочем, как и наводчика с командиром. Всё сам.

С наводкой бы справиться. Из пушки БМП он стрелял, но там прицел был. И стрелять придётся как можно быстрее, лишнего времени не будет. Отстреляться и уходить сразу же.

Ящики укрыли в небольшой ямке, забросав их ветками и травой.

— Ну, всё на сегодня, парни. Встречаемся завтра вечером в урочище, у пушки.

Они обошли Дубовку стороной и у железной дороги расстались. К себе, в Богдановку, Александр пришёл, когда на востоке предутренняя темень уже сменялась серым рассветом.

Проспал он до обеда, и, когда выбрался из сарая и умылся, встретил неприязненный взгляд Олеси. Конечно, с её точки зрения, дрых всю ночь, да ещё полдня, а к обеду вылез на свет божий, как медведь из берлоги. С какой стороны ни посмотри — тунеядец и нахлебник.

Под осуждающим взглядом Олеси Александр почувствовал себя неуютно. Он всё-таки мужчина, к девчонке прибился, добытчиком и кормильцем вроде как быть должен. Он же захребетником и примаком стал. Пожалуй, после нападения на аэродром придётся жильё менять. И уйти самому надо, пока с позором не изгнали. Вещей нет, и потому бросить насиженное место можно легко. Только вот куда идти? Из знакомых — только Мыкола и Михась. У них спросить? Или после обстрела аэродрома идти на восток, к фронту? Хотя какой сейчас к чёрту фронт? Единой линии фронта нет, немцы вдоль дорог идут, и можно найти щёлку, просочиться.

Останавливало только то, что нет документов, легенды. Хотя паспортов у деревенских жителей как до войны, так и после неё не было.

Не желая маячить перед глазами Олеси, чувствуя появившийся по отношению к себе холодок с её стороны, Александр прошёл в сарай и прилёг на дерюжку «Похоже, это последние мои часы в Богдановке. Ладно, чему быть — того не миновать. Однако раскрываться перед Олесей я не имею права, даже если буду выглядеть в её глазах дезертиром, трусом и дармоедом», — с грустью думал Александр.

Отдохнув пару часов, Саша вытащил из-под стрех соломенной крыши трофейный маузер, задами выбрался из деревни и направился в урочище.

Он пришёл первым и, спустившись в овраг, раскидал прикрывавшие пушечку ветки. На броневом листе виднелась табличка: «Завод № 8» и порядковый номер орудия.

Близился вечер, но было ещё достаточно светло.

Через некоторое время подошли Мыкола и Михась. Александр поприветствовал подошедших товарищей:

— Немцев поблизости нет? Ну, тогда давайте выкатывать, посветлу удобнее.

Не раздумывая долго, они взялись за сошники и покатили пушечку. Довольно лёгкое орудие, имевшее заводской индекс 53К, на больших автомобильных колёсах, весившее 560 килограммов, перекатывалось легко.

До темноты без передыхов успели преодолеть километра три.

— Всё, отдохнуть надо, — заявил Михась, в изнеможении опустившись на землю прямо возле орудия.