Тюрьма раздавила бедолагу полностью.

Конечно, признаю: тюрьма - отнюдь не швейцарский курорт, не учреждение, где поправляют истрепанные нервы и дают полное отдохновение измучившемуся телу. Тюрьма на то и тюрьма, чтобы в ней жилось не особенно сладко. Но ведь, черт возьми, не до такой же степени!

В серых глазах не отмечалось ничего, кроме предельного безразличия ко всему на свете. При обычном течении событий, подумал я, Мадлен Эллершоу была бы сейчас подтянутой, выхоленной, уверенной в себе дамой, занимающей отличное общественное положение и спокойно глядящей в обозримое будущее. Да и выглядела бы не старше, а гораздо младше положенных природой тридцати четырех лет.

Немалую цену заплатила, подумал я отрешенно. И, главное: за дело заплатила, или по навету?

Заключена без права на амнистию, припомнилась давняя фраза из паскудной провинциальной газетенки.

Побрезговала, голубушка, сделать признания добровольные и сугубо ложные. Хотя, пожалуй, они сократили бы срок ее мытарств эдак на три-четыре года... Присяжные учитывают раскаяние...

- Верно, мистер Хелм...

Голос прозвучал отстраненно, и по-прежнему был лишен всякого человекообразного выражения.

- Немного сохранилось от былой Мадлен Рустин? Жадной к работе особы двадцати двух лет от роду? Несладко глядеть, а, любезный? Свежаком из тюряги, всю катушку отмотала, денек в денек! Не признаешь, даже если попробуешь... Славный видок, а, приятель?

Беспардонная манера выражаться и ровный, преувеличенно ровный голос, которым изрыгалась тюремная сия чушь, произвели впечатление чуть ли не более ужасное, чем внешность. Благовоспитанная и тщательно образованная светская дама никогда не заговорила бы на подобный лад.

Потом я рассмотрел проблеск злого лукавства в непроницаемых, казалось бы, глазах, и понял: миссис Эллершоу попросту издевается. Дает почувствовать, во что превратилась в продолжение восьми долгих лет. Самоистязанием развлекается, голубушка.

- Но вы... - неожиданно выпалила женщина: - Вы же не станете предъявлять новых обвинений? Господи помилуй, ведь не могли же за восемь лет изобрести чего-то нового? Если опять замкнете... я... я не стану...

Она осеклась и состроила храбрую гримасу:

- Впрочем, терять нечего! Не осталось вещи, о которой следовало бы сожалеть!

- Буду весьма опечален, если вас убьют при выходе, - я. И ждал надлежащего ответа. Хотя бы отдаленного намека на любопытство или страх. Ничего подобного не отметилось.

- Нет, миссис Эллершоу, - вздохнул я. - Бояться нет ни малейшей причины. Вы чисты перед Богом и людьми. Срок заключения отбыт полностью, обвинение отпало. Новых не предвидится, уверяю...

И мы проследовали наружу, туда, где стояла моя серебристая "мазда RX-7". В салон - вернее, кабину, ибо автомобиль числится спортивным, - госпожа Эллершоу забралась неуклюже: сказывалась отвычка. Низко сидящие, прижатые к дорожному полотну машины требуют известной сноровки. Она-то, родимая, и отсутствовала. Испарилась в течение восьми лет.

Ноги, однако же, подметил я, сохранили как изящество, так и четкость очертаний...

Глава 2

- Этого знать незачем, - сказал Мак, будучи спрошен мною, какого дьявола вообще заваривается вся вышеописанная каша. - Нам это ни к чему, и ни единого слова не растолковали.

Голос прозвучал сухо и деловито. Ограниченные распоряжения, подобные этому, раздаются сплошь и рядом; и почти всегда жизненно важная информация, способная уберечь вас от нечаянного хамства, или непредвиденного мордобоя, или чересчур поспешного выстрела, оказывается засекреченной. Уж не говорю о сведениях, которые сплошь и рядом спасают самого агента от чужого хамства, нежелательного мордобития или смертоносной пальбы.

Увы и ах: нас высылают на задание, обеспечив шорами, ограничивающими поле зрения до предела; снабдив кляпом во рту и затычками в ушах.