И губы произносят:
– Догма – это не совет. Направить – не значит подавить чужую волю.
И пальцы разжимаются, будто лепестки цветка. Фиолетовое пламя срывается с кончиков, прожигая пульсирующим сиянием воздух. И вот, на расстоянии вытянутой руки зажигается искрящийся сгусток. Шипящий шар расползается, мутнеет, и в широком окне, обрамлённом фиолетовыми языками, проступает другой мир: вековые деревья, свежая ароматная трава, каменная кладка древней стены.
– С четвёртого раза, – громогласно чеканит мать, и в её голосе сквозит разочарование, – и в сад Аэнос, а не в Храм!
– Будь рада хотя бы этому! Или это хуже, чем ничего?!
Мелкая дрожь гуляет по телу. Плечи под намокшим шарфом покрываются гусиной кожей. Это предел. Найденный и достигнутый. Финальная черта, за которой не страшно спросить себя: способна ли мать любить?..
Мать бросает прощальный критический взгляд на побережье, разлохмаченное бурей; на поросшие вереском холмы, багровые от закатного света:
– Пойдём, милая.
И тут же шагает в самое сердце портала. Тело её обретает прозрачность, растворяясь в новом мире. Вот и всё. Подошла очередь: один шаг, и…
Нет. Миссия завершена. Теперь можно, не каясь, подарить матери озлобленный взгляд. В спину. Чтобы не увидела.
Воздух вбирает в себя влагу, и дышать становится сложнее. Языки фиолетового пламени портала разгораются. Кажется, что они отбрасывают блики на песок, но это – лишь прелестная иллюзия, игра импульсов на сетчатке. Он говорил так. Всё, что связано с магией, не подчинено законам физики.
Всё, что связано с чувствами, не подчинено законам разума.
Налетевший порыв ледяного ветра сбивает с ног и заставляет согнуться пополам. Дыхание останавливается на выдохе, опустошая лёгкие. Ноги сами по себе делают шаг назад по сырому песку. Жалкие полметра, но другой мир уже не манит так сильно.
Так и надо. Покровители всегда помогают, если просишь от всего сердца.
Взволнованный голос по ту сторону портала настойчиво зовёт. Ноты дрожат и дробятся на отзвуки, с трудом прорываясь сквозь пространство.
Но разум проясняется. А тучи становятся гуще.
Удары дождевых плетей всё сильнее: почти дух выбивают. Даже стоять тяжело. Там, куда ушла мать, всё иначе. Деревья в недрах портала манят безмятежностью и величественной красотой. Ветерок нежно трогает листья, рождая шелест. Если закрыть глаза, можно почувствовать свежий аромат росы, потрескавшейся сосновой коры, полевых цветов. Этот запах куда приятнее, чем тяжёлый смрад многолетнего пепла и бетонной пыли. Только последний отчего-то дороже…
Волшебный, родной мир теперь дрожит на расстоянии вытянутой руки. Он желает вобрать в себя, укрыть, защитить. И нужно лишь податься вперёд, чтобы оказаться в его объятиях. Чтобы потрогать липкие листья вековых тополей. Чтобы упасть на влажную от вечерней росы траву и вдохнуть полной грудью сладкий воздух… Одна секунда ‒ одно движение!
Но отчего память напоминает о стальной птице, описывающей пируэты над кварталами мёртвого города? О запретном вчера, которое нельзя помнить?
Оттого, что пора сделать шаг.
Шаг назад.
Сердитое шипение почти оглушает: фиолетовое пламя ползёт к центру портала, стягивая разрыв. И знакомый мир сжимается до размеров яблока. Искрящийся сгусток материи мечется над землёй. Маленький взрыв – незримая граница схлопывается, оставляя в память о себе лишь нить белого дыма…
Буря накрывает побережье. Ливень усиливается. Плотная пелена иссиня-серых туч затягивает добрую половину неба, оттеняя бурлящие воды океана. Воздух вокруг тяжёлый и липкий.
Шаги в сторону города легки. Пусть песок комкается под ногами, а ураган сбивает дыхание. Пусть мокрая юбка хлопает за спиной, как парус. Против холода и невзгод есть хорошее средство: волшебный эликсир, что кипит в сердце. |