Куда ни кинь – везде клин

Танька пришла в ярость – она не грубит, это ара над ней постоянно издевается и нарочно кашляет. Нина с трудом сдерживала гнев: пришли учить… сами подарили, а теперь упрекают! Олег пытался обратить всё в шутку, но шутить никому не хотелось, и Глинские, посидев для приличия полчаса, откланялись.

Вечером Нина имела с мужем неприятный разговор, суть которого заключалась в том, что Глинские теперь от них не отстанут, повадились ходить, как к себе домой.

– Сама виновата, прикормила, – попенял жене Олег, намекая на её кулинарные экзерсисы. – Теперь так и будут в гости ходить…Заказала бы в ресторане, как Глинские. Инка в последний раз нагетсами накормила, непонятно из кого…

– Из мамонта. Замороженного. Доисторического. Лежал себе в вечной мерзлоте, и вот – откопали, разморозили, ощипали, гузки отдельно, копыта отдельно, и назвали «Золотой гребешок» – выдала Нина, и Олег подумал, что она, как всегда, права – нагетсы были жесткими как копыта и напоминали по вкусу куриные перья. То есть, перья Олегу есть не доводилось, но он был уверен, что вкус у них именно такой, как у Инкиных нагетсов. В панировке из сыра с истёкшим сроком годности – кто же их в свежем сыре панирует? Только его Нина…

Давно наступила ночь, а они всё сидели на кухне – вдвоём, если не считать молчаливого ара. Нина жаловалась мужу на загубленные визитами Глинских выходные.

– Банку икры принесут, а сожрут немеряно… И ведь не скажешь ничего, и не выгонишь. С утра как белка в колесе кручусь, стирка, готовка, уборка, света белого не вижу, а вечером гости заявятся… Через неделю Восьмое марта, опять придут…

Нина вздохнула так, что с попугайной клетки упал платок. Попугай не спал – беспокойно переступал по жёрдочке, таращил глаза, молчал и слушал.

– Ни фига не говорит. Сколько Танька с ним возилась, сколько времени на него убухала, и ни фига. Поднасрали Глинские, – сменил тему Олег. – Не придут. Теперь наша очередь гостевать. Ты лучше подумай, что мы Инке подарим на восьмое марта.

– Собаку! Ротвейлера, или кане корсо, или бразильскую филу, – предложила вредная Нина.

– Ааах-хах-ха! – захлебнулся смехом Олег. – А было бы забавно… Ротвейлера нельзя, ни в коем случае. Тогда они нам крокодила подарят. Нильского. Вместе с ванной.

Нина замолчала, переваривая информацию. Вопрос о подарке больше не поднимался.

А перед праздниками у Глинских заболела бабушка, Инкина свекровь. Врач настоятельно рекомендовал больной постельный режим и тишину. Так что выбора не было – отмечать Восьмое марта решили у Сапагиных.

– И за что мне наказание такое! Новый год у нас, Двадцать третье февраля у нас, Восьмое марта – у нас, сколько же можно! – набирала обороты Нина.

– Нин, ну что ж делать-то, у них бабушка болеет, ей покой нужен…

– Заступник! То у них ремонт, то бабушка… Ладно, звони. Всё равно уж…

Гостенёчки дорогие…

– Наша с Инкой доля. Не с пустыми руками пришли…

– Да что ж… Какие счёты! Проходите, соскучились, наверное, по своему ара?

– Он не заговорил у вас? Нам в магазине сказали, обязательно заговорит. Ара легко учатся, всё на лету схватывают. Они могут на нескольких языках говорить! Нам в магазине сказали.

– Ну, в магазине всё знают, в том числе и языки, – не удержалась Нина. – Русский устный и русский письменный.

– И русский матерный! – прыснула Инна.