Дорога пролегала меж двух округлых холмов, как ложбинка между грудей.

Холмы почернели от людей — они возвышались вокруг них и над ними, как живые стены.

Джордж Филдер внезапно ожил. Его черепообразное лицо медленно поворачивалось в стороны.

— Они сожрут нас, — прошептал он. — Сейчас набросятся и сожрут.

— Думаю, нет, — сказал Стеббинс. — Они…

— Сожрут! Сожрут! — Джордж Филдер завертелся в странной пляске, размахивая во все стороны руками. В глазах его метался ужас.

— Сожрутсожрутсожрутсо… Он кричал изо всех сил, но Гэррети его еле слышал. Крики толпы, отраженные от холмов, обрушились на них, как удары молота. Гэррети не услышал и выстрелов; все заглушил вопль тысяч глоток. Тело Филдера исполнило еще несколько па посреди улицы, потом, будто устав, рухнуло, раскинув ноги, навзничь. Так он и умер, обиженно задрав подбородок к исходящему дождем серому небу.

— Гэррети, — прошептал Бейкер. — У меня идет кровь.

Холмы остались позади, и теперь Гэррети слышал его.

— Да, — ему пришлось сделать усилие, чтобы выговорить это слово.

Из Бейкера бил фонтан крови. Лицо превратилось в красную маску, воротник рубашки промок насквозь.

— Это ведь не страшно? — Бейкер плакал от страха. Он знал, что это страшно.

— Нет, не очень.

— Дождь такой теплый. Это ведь только дождь, правда, Гэррети?

— Правда.

— Хорошо бы немного льда, — сказал Бейкер и, шатаясь, отошел.

Гэррети проводил его взглядом.

Билл Хафф получил пропуск в 11.30, а Миллиген в 11.39, сразу после того, как над ними пронеслись шесть сияющих голубым огнем F-111. Гэррети ожидал, что Бейкер последует за ними. Но он продолжал идти, хотя уже весь перед его рубашки пропитался кровью.

В голове у Гэррети играл джаз. Дэйв Брубек, Телониус Монк, Кэннонболл Эддерли — вся бригада, которых выпускают, когда пьяной компании требуется побольше шума.

Ему казалось, что он любим и был любимым. Но теперь остался только джаз. Мать была всего лишь чучелом в потертом пальто, Джен маленькой глупой шлюшкой. Все это кончилось. Даже если он выиграет, переживет Макфриса, Стеббинса и Бейкера, все кончилось. Он никогда не вернется домой.

Он заплакал. Ноги не слушались его, и он упал. Мостовая была холодной и с невероятной силой притягивала к себе. Он получил два предупреждения прежде, чем сумел подняться, неловко, по-крабьи, ковыляя. Встал. Пошел. Он догнал остальных, и они молча освободили ему место. Бейкер пьяными зигзагами мерил дорогу. Макфрис и Стеббинс шли рядом, прижимаясь друг к другу. Внезапно Гэррети показалось, что сейчас они убьют его, как когда-то Баркович убил кого-то — номер без лица по фамилии Ранк. Они не говорили об этом, но он все знал. Уж не думают ли они, что он такой болван?

И все равно ему хотелось идти с ними… Умереть с ними.

Они прошли указатель, показавшийся Гэррети верхом безумия, вобравший в себя весь идиотский вселенский хохот, все визжащее безумие сфер: «До Бостона 49 миль! Смелей, ребята, вы можете их пройти!» Он бы захлебнулся от смеха, если бы мог. Бостон! Само это слово казалось невероятным, мифическим.

Бейкер снова оказался рядом.

— Гэррети.

— Что?

— Мы там?

— Где?

— Гэррети, пожалуйста, Мы там?

Бейкер говорил механически, как истекающая кровью машина.

— Да, Арт. Мы там, Мы там, — он понятия не имел, о чем говорит Бейкер.

— Я умираю, Гэррети.

— Да.

— Если ты победишь, сделаешь кое-что для меня? Я не хочу просить кого-нибудь еще, — он широким жестом обвел дорогу, словно на ней все еще было полно народу.