Летописная традиция в России обрывается в середине XVI столетия. Это объясняется не только политическими репрессиями времен опричнины, но и неспособностью летописи вместить в себя всё разнообразие и сложность тогдашней жизни. Настало время авторских произведений, посвященных одному историческому событию. И хотя кое-где в провинции еще теплится местное летописание, но основная работа в этой сфере сводится к переписке старых летописей — своего рода учебников истории для любознательных и справочников прецедентов для политиков.

Историки

Российская историческая наука выросла на плодородной почве древних летописей. Первый русский историк В. Н. Татищев (1686–1750) использовал их для написания своей «Истории Российской», которая по существу представляет собой обширный летописный свод, слегка адаптированный и прокомментированный составителем. В «Истории…» Татищева есть сведения, отсутствующие в летописях. Происхождение этих известий до сих пор вызывает споры историков.

Начало сравнительному изучению летописей было положено Н. М. Карамзиным. Изучая политическую историю Руси, он обнаружил в летописях множество противоречий. Объяснить эти противоречия и выбрать наиболее убедительную версию — так выглядела отныне главная задача историка. Наблюдения Карамзина продолжили и развили несколько поколений исследователей. В их числе такие корифеи летописеведения, как Д. А. Шахматов и М. Д. Приселков, А. Н. Насонов, М. Н. Тихомиров, Д. С. Лихачев, Я. С. Лурье.

До наших дней сохранилось несколько десятков летописей, отразивших события второй половины XIV столетия. Они изданы в научной серии «Полное собрание русских летописей» (ПСРЛ). В основном они повторяют одни и те же известия, но с некоторыми различиями. Создавая свой труд, летописец пользовался трудами предшественников. Выяснить связь между сохранившимися летописями, угадать отражение в них уже исчезнувших летописей — сложнейшая задача для исследования. Здесь идет непрерывная дискуссия специалистов, столкновение гипотез и реконструкций. Не углубляясь в эти споры ученых, отметим лишь самое необходимое.

Основным путеводителем по эпохе Дмитрия Донского служат два близких по содержанию источника — Рогожский летописец и Симеоновская летопись. Родство этих трудов средневековых русских книжников обусловлено тем, что в их основе нежит общий источник — не сохранившийся в оригинале Свод начала XV века. (Историки называют его по-разному: Свод 1408 года, Свод 1409 года, Свод митрополита Киприана и т. д.) Считается, что его оригинал — или близкая по времени копия — был в руках у Карамзина, который называл его Троицкой летописью. Эта пергаменная рукопись сгорела в пожаре Москвы в 1812 году. Но, к счастью, Карамзин сделал из нее много выписок, помещенных в примечаниях к его «Истории государства Российского». На основании этих выписок и параллельных текстов других летописей историк М. Д. Приселков создал реконструкцию текста сгоревшей Троицкой летописи.

Рогожский летописец возник в 40-е годы XV столетия. Симеоновская летопись, написанная в 1540-е годы в одном из подмосковных монастырей, несмотря на сравнительно молодой возраст самой рукописи, своими корнями глубоко уходит в книжность ранней Москвы.

Много уникальных подробностей, смешанных с обильной риторикой, сохранила Никоновская летопись (1520-е годы).

Новгородский взгляд на события содержит целое гнездо новгородских летописей во главе с Новгородской Первой летописью старшего и младшего изводов. Уцелели и несколько псковских летописей. Что касается других крупных городов и монастырей, то их летописная традиция сохранилась фрагментарно, в составе общерусских летописных сводов.

К летописям прибавим актовый материал: духовные и договорные грамоты Дмитрия Донского, немногочисленные акты его времени. Политика московского князя по отношению к церкви представлена в актах митрополичьей кафедры и Константинопольского патриархата.