Тогда я спросил его, как же так получилось, что люди, которые заперлись на кораблях, не сделали необходимого запаса продуктов? Он ответил, что некоторые так и поступили, тогда как другие не уходили до тех пор на корабль, пока страх не заставил их на это решиться, а тогда было уже слишком опасно выходить и делать запасы провизии; он обслуживает два корабля - он указал мне их, - которые почти ничем не запаслись, кроме сухарей и пива, и ему приходится покупать для них все остальное. Я спросил, есть ли еще корабли, которые так же уединились, как те, что я видел. Он сказал, Да, на всем пространстве вверх по реке до Гринвича, включая Лаймхаус {205} и Редрифф {206}, все корабли, которые смогли уместиться, стоят посреди реки по четыре в ряд, и на многих из них по нескольку семей на борту. Я спросил, не коснулась ли их болезнь. Он ответил, что нет, за исключением двух-трех кораблей, обитатели которых не следили за моряками и разрешали им сходить на берег; он сказал, что приятно посмотреть, как выстроились корабли вверх по Заводи {207}.

Когда же он сообщил, что собирается отплыть в Гринвич, как только начнется прилив, я спросил, не возьмет ли он меня с собою туда и обратно, потому что мне страшно хочется посмотреть, как выстроились на реке корабли, о чем он сам говорил. Он отвечал, что согласен, коли только я заверю его словом христианина и честного человека, что я не заразный. Я уверил его, что здоров, что Бог пока меня миловал, что живу я в Уайтчепле, но что, не в силах долее сидеть взаперти, я решился пойти сюда, чтобы прогуляться по свежему воздуху, и что в доме у меня тоже нет никакой заразы.

- Ну что ж, сэр, раз вы настолько пожалели меня и мое бедное семейство, что пожертвовали нам деньги, едва ли вы будете так безжалостны, чтобы сесть ко мне в лодку, если вы больны, - ведь тем самым вы убьете меня и погубите всю мою семью.

Бедняга столь растрогал меня заботой и любовью к своим близким, что я решил было вообще не ехать. Я сказал, что лучше смирю свое любопытство, чем доставлю ему беспокойство, хоть я и убежден, что, благодарение Творцу, заразен не более, чем новорожденный младенец. Но теперь уж он не хотел и слышать о моем отказе и, чтобы убедить меня, что он мне доверяет, настойчиво убеждал меня ехать; так что, когда начался прилив, я влез к нему в лодку, и он отвез меня в Гринвич. Пока он покупал то, что было ему заказано, я поднялся на вершину холма, у которого был расположен город, с восточной его стороны, так чтобы открывалась река. Ну и удивительное зрелище предстало мне! Я увидел множество кораблей, стоящих рядами, по четыре в каждом, иногда по две-три таких линии во всю ширину реки; и это не только у самого города, между домами Рэтклиффа и Редриффа, на пространстве, которое жители называют Заводью, но и вниз по реке до самого мыса Лонг-Рич, то есть насколько горы позволяли видеть.

Не могу точно сказать, сколько судов там было, но полагаю, что увидел несколько сотен парусов; и я не мог не одобрить их изобретательности: ведь более десяти тысяч людей, связанных с морским делом, могли укрыться здесь от опасности заразы и жить в спокойствии и довольстве.

Я возвратился домой вполне удовлетворенный своим путешествием и особенно своим новым знакомцем; радовала меня и мысль, что существуют такие прибежища для многих семейств среди всеобщего опустошения. Кроме того, я обнаружил, что, по мере того, как зараза распространялась, корабли, на которых укрывались целые семьи, отплывали все дальше от города, пока, как мне сказали, некоторые просто не вышли в море и не переправились к таким портам и безопасным местам, до каких только смогли добраться.

Но нельзя сказать, что все, кто обосновался таким образом на воде на борту корабля, полностью оградили себя от заразы: ведь многие умерли и были выброшены за борт - кто в гробах, а кто и просто так, и люди видели, как их тела всплывали потом с приливом ниже по реке.