Так что было вполне понятно, почему жители Уолтэмстоу стали так осторожничать и решили не принимать никого, о ком не знали точно, что они здоровы. Но когда Ричард-плотник и тот человек, который вел с ним переговоры, сказали, что это еще не повод перекрывать дороги и запрещать людям проходить через город, коль они просто хотят пройти по улицам и ничего больше не просят; и что, ежели жители боятся, они могут зайти в дома и запереть двери, - повторяю, когда они все это сказали, слушатели не выказали ни радушия, ни враждебности, а просто продолжали заниматься своим делом.

Констебль и его приспешники все упрямствовали и ни о чем не хотели слышать; так что тем двоим, кто вел переговоры, пришлось вернуться к товарищам и держать совет, как быть дальше. Положение в целом сложилось неутешительное, и долгое время они не могли решить, что им делать; наконец Джон, солдат и пекарь, подумав, сказал:

- Ладно, поручите дальнейшие переговоры мне.

До тех пор он в переговорах не участвовал. Он поручил Ричарду-плотнику нарезать жердей и придать им, насколько возможно, форму ружей; и вскорости у него уже было пять-шесть прекрасных мушкетов, которые издали вполне можно было принять за настоящие; вокруг той части, где затвор, он приказал обмотать их всяким тряпьем, как делают солдаты в сырую погоду, чтобы предохранить затвор от ржавчины; остальное же, насколько возможно, заляпать глиной и грязью; остальные должны были все это время сидеть под деревьями по двое и по трое на большом расстоянии друг от друга и разводить костры.

Тем временем он и еще двое-трое людей разбили палатку в переулочке, неподалеку от заграждения, которым жители города перекрыли проход, и поставили перед ней часового с настоящим ружьем, единственным, какое у них было; часовой расхаживал взад-вперед перед палаткой с ружьем на плече, и жители города могли прекрасно это видеть. Неподалеку, к калитке изгороди, он привязал лошадь, а по другую сторону палатки развел огонь, так что горожане могли видеть пламя и дым, но не знали, что там происходит у костра.

После того как горожане увидели все это и решили, что пришельцев очень много, их стало более смущать не то, что они пройдут через город, а что они останутся здесь; кроме того, решив, что у тех есть лошади и ружья, так как они видели одну лошадь и одно ружье у палатки, а также людей в отдалении, за изгородью, разгуливавших с мушкетами через плечо (или тем, что они приняли за мушкеты), - повторяю, можете представить себе, как, увидев все это, они переполошились, напугались и, похоже, пошли к мировому судье узнать, что им делать. Какой совет дал им судья, я не знаю {235}, но ближе к вечеру жители городка подошли к заграждению, о котором я уже говорил, и окликнули часового у калитки.

- Что вам нужно? - спросил Джон {Похоже, Джон находился в палатке, но, услышав окрик, он вышел, взял ружье на плечо и говорил с ними так, будто он часовой, поставленный более высоким начальством. (Примеч. авт.)}.

- Так что же вы собираетесь делать? - спросил констебль.

- Делать? - пробурчал Джон. - А что вы хотите, чтобы мы делали?

Констебль. Почему вы не уходите? Зачем вы здесь расположились?

Джон. А почему вы остановили нас на дороге Его Величества и хотите запретить нам продолжать наш путь?

Констебль. Мы не обязаны давать вам объяснения, хотя и сказали уже, что это из-за чумы.

Джон. А мы вам сказали, что все мы здоровы и не источаем заразы, хотя и не были обязаны это делать; и все равно вы не разрешаете нам пройти.

Констебль. Мы имеем право задержать вас; забота о собственной безопасности обязывает нас это сделать. Кроме того, это не королевская, а платная дорога {236}, вы же видите, тут ворота, и, пропуская людей, мы взымаем дорожный сбор.

Джон. Мы имеем такое же право заботиться о собственной безопасности, как и вы; и вам должно быть понятно, что мы уходим, чтобы спасти свою жизнь, поэтому, останавливая нас, вы поступаете несправедливо и совсем не по-христиански.