И вот я здесь. Сижу и не знаю, как объяснить свой визит. Неловко как-то.

Это все адреналин. Чувствую, что должен поговорить с Аделаидой, сказать ей что-то важное. Обязательно должен. Но что? «Я люблю тебя»? Нет, вряд ли. «Я убил сегодня четырех полицейских»? Определенно не то. Так что же? Может быть, я не в себе после утренних приключений? Чувствую, что меня арестуют, и хочу в последний раз увидеть Аделаиду?

Нет, не может быть. Если бы я ждал ареста, даже подсознательно, то был бы уже на полпути во Францию.

— Совсем забыла! Иан, ты смотрел сегодня новости? — воскликнула Аделаида, видимо, стараясь отделаться от намеков Джеки и перевести разговор на другую тему.

— Просто невозможно поверить! — поддержала ее Джеки.

«Пусть это будут новости о единой валюте!» — мысленно взмолился я.

— А что случилось?

— Два маньяка на мотоциклах перебили кучу людей в Клэпхеме. Их даже засняли на видео!

— У них были автоматы или даже пулеметы. Я сама видела — так всех и крошили вокруг! Как там сказали — пять человек или больше?

— Пятеро убитых и еще куча народу в больнице — с огнестрельными ранениями и еще жертвы автокатастроф.

— И всего в пяти милях отсюда! Представь — если бы это случилось здесь и я вышла на улицу, то меня тоже могли бы ранить! — воскликнула Джеки. — Или даже убить!

— Силы небесные! — Я старательно изобразил удивление. — Да здесь у вас прямо линия фронта!

Представь, представь… Что представь? Люди просто обожают смотреть на насилие — со стороны, конечно. В Лондоне восемь миллионов жителей. Мы убили пятерых — ну и что? Троих мы убили намеренно, а остальные двое были полицейскими, которые сознательно рисковали жизнью, чтобы взять нас, и поплатились за это. Остальные, кого только ранили, пострадали случайно. Их, конечно, жаль, в самом деле жаль, но что я мог поделать? Я что хочу сказать: шансы, что Джеки могла быть убита, если бы вышла сегодня на улицу, практически нулевые, однако она из кожи вон лезет, стараясь раздуть эту мнимую опасность, только потому, что живет в том же самом городе. Если разобраться, она гораздо больше рискует быть застреленной, сидя сейчас напротив меня.

— Жалко, что я не видел, — покачал я головой.

— Ты должен, это просто невероятно! Обязательно включи вечером новости, — посоветовала Джеки.

Я клятвенно обещал, что посмотрю.

— Ну ладно, мне, пожалуй, пора. — Джеки посмотрела на часы. — Надо позвонить Крейгу — может, выберемся куда-нибудь…

— Ты вряд ли до него дозвонишься, — быстро вставил я. — Я говорил с ним недавно, и он сказал, что ложится спать.

— Спать? Еще только восемь часов!

— Он плохо себя чувствует.

— Наверняка напился.

Нет, просто отключился. Я посоветовал ему принять три таблетки снотворного, снять телефонную трубку и хорошенько выспаться. Сказал, что так поступают профессионалы. Крейг неохотно согласился.

Правильно ли я поступил?

Может быть, это и перестраховка, но насчет себя я точно знаю, что никому не проговорюсь, несмотря на адреналин, а вот Крейг… Лучше не рисковать и вывести его на время из игры. После двенадцати часов сна все происшедшее будет казаться уже менее реальным, он успокоится и сможет лучше контролировать себя. Вообще, мне иногда кажется, что самое тяжкое в нашей работе — это то, что ты не можешь никому рассказать о том, что сделал.

Ничего, со временем Крейг привыкнет. Но сейчас ему лучше спать.