|
Но где они, команды фанов, толпы поклонниц, которые бросаются на каждую публикацию, книгу, выступление кумира? Не вижу я их. У БГ поклонницы ночевали на лестнице под его дверью. Я не к тому, что нужно идти ночевать на лестницу к Горчеву. Но почему на церемонии были практически только литераторы и несколько журналистов? Где читатели, те самые, которые в тот же вечер заполняли всевозможные «Пироги» и «Дрова», наслаждаясь интеллектуальной беседой?
Почему у сетевой литературы нет среды, кроме самих авторов? Возможно, я задаю наивные вопросы. Но до тех пор, пока писатели не станут голосом этой молодой интеллектуальной толпы, ничего не случится. А хотелось бы. Потому что неужели не надоело обсасывать Пелевина, Пригова и Сорокина, когда рядом погибают в безвестности известные весьма узкому кругу Горчев, Фцук, О'Санчес, Цунский и добрый десяток поэтов, которые заткнут за пояс любого офлайнового стихотворца? Срочно нужен читатель! Срочно нужен критик! Писатели у нас уже есть.
Володин 17 декабря
Умер Александр Моисеевич Володин. Один из самых человечных писателей нашего времени. Про него всегда и все говорили: какой милый и прекрасный человек. И несмотря на то что он был действительно большим писателем, человеческое в нем перевешивало. Редко про кого из литераторов так единодушно судят. Мне посчастливилось с ним познакомиться лет тридцать назад в журнале «Аврора». Был какой то редакционный вечерний междусобойчик, куда оказались втянутыми все находившиеся в редакции люди. Выпивали в кабинете главного. Я оказался рядом с незнакомым седым и хрупким человеком. Мы с ним чокались, улыбаясь, потом я спросил, как его зовут. Он ответил: Володин. Ну, конечно, я тогда уже прекрасно знал, кто такой Володин. Уже тогда он казался мне старым человеком, а было ему немного за пятьдесят. Это было зимой. Мы вышли из «Авроры» вместе, и я сказал, что провожу его до дома. Так под ручку и пошли, потому что держась друг за друга нам было легче идти. В троллейбусе нам встретились какие то люди – парень и девушка. Они усиленно кланялись Володину, и он им тоже. Я подумал, что это его знакомые. Вышли из троллейбуса уже вчетвером, вошли в подъезд. Володин стал проявлять признаки беспокойства. Дошли до его дверей, и тут Александр Моисеевич, страшно смущаясь, как то выдавил из себя: а вы, собственно, к кому? Кто вы, собственно? Они тоже смутились и сказали, что просто вот хотели выразить ему свою любовь. И раскланявшись, удалились. Мы вошли в квартиру на Большой Пушкарской, в одной из комнат которой стоял пинг понговый стол. В квартире никого не было. – Сейчас мы будем играть в пинг понг, – объявил Володин. И мы действительно взяли в руки ракетки и стали играть. То есть стали подавать по очереди, потому что никто из нас не мог попасть по шарику после подачи. Тем не менее это нам очень нравилось, и мы смеялись. Потом Володин сказал: – Саша, вот в том шкафчике есть бутылка портвейна. Но его от меня запирает жена. Вы не смогли бы его открыть? Я сказал, что нет ничего проще, – и открыл. Кажется, он не был даже заперт, потому что далось мне это чрезвычайно легко. – Саша, вы гений! – провозгласил Володин, и мы стали пить портвейн, закусывая найденными в холодильнике котлетами.
Потом мы много раз встречались в разных местах: в Репино, в Союзе писателей, а последний раз на 80 летнем юбилее Александра Моисеевича. И каждый раз, встречаясь, он спрашивал: – Помнишь, как мы играли в пинг понг? Я то не забыл. Удивительно, что он это помнил. Мир его праху.
Самый тупой Новый год December 24th
Это был новый 1960 й. |
