|
И вот, широко раскинув ветви, на которых ветер потряхивал листву, я замер, мечтая лишь никогда больше не сходить с этого места. Тут я ощутил какое-то прикосновение – и тотчас, в долю секунды, стало темно. Я немедленно открыл глаза. Петрус похлопывал меня по щекам, тряс за плечи. – Не забудь, зачем ты сюда пришел! – гневно повторял он. – Не забудь, что тебе предстоит еще очень многое познать, прежде чем ты найдешь свой меч! Я сел на землю, дрожа от пронизывающего ветра. – Так всегда бывает? – Почти всегда, – ответил Петрус. – Особенно с такими, как ты, – с теми, кто, пленяясь деталями, забывает о главном. Он достал из рюкзака и надел свитер. Я тоже натянул рубашку поверх футболки с надписью « ILOVENY».Вот бы не подумал, что в «самое жаркое лето за последние десять лет» – так, по крайней мере, утверждали газеты – буду страдать от стужи. Плотная рубашка спасала от ветра, но все же я попросил Петруса прибавить шагу, чтобы я мог согреться. Дорога шла под уклон, идти было легко. Я высказал предположение, что так замерз потому, что питались мы очень неосновательно – ели рыбу да дикие плоды . Петрус объяснил мне – дело не в том: просто мы поднялись довольно высоко в горы. Шагов через пятьсот дорога делала поворот – и мир внезапно преобразился. Перед нами простирались плавные всхолмления необозримой долины. А слева дорога вела вниз, туда, где метрах в двухстах, приветливо дымя печными трубами, раскинулся чистенький городок. Я ускорил шаги, но Петрус удержал меня. – Полагаю, что сейчас самое время научить тебя Второму таинству RAM, – сказал он, садясь на землю и жестом предлагая мне сделать то же. Я повиновался, хоть и не без досады. Маленький городок с дымящими трубами неодолимо влек меня к себе. Я вдруг вспомнил, что целую неделю не вижу людей и либо ночую в чистом поле под открытым небом, либо иду с рассвета до заката. Кроме того, у меня кончились сигареты и приходилось курить ужасающий табак, из которого Петрус сворачивал себе самокрутки. Это в двадцать лет хорошо есть ничем не сдобренную рыбу и на ночь забираться в спальный мешок, но здесь и сейчас, на Пути Сантьяго, все это требовало значительных усилий. Нетерпеливо дожидаясь, когда Петрус свернет самокрутку, я мечтал согреться стаканчиком вина в таверне, до которой было минут пять ходьбы. Но Петрус явно не мерз в своем свитере, сохранял спокойствие и рассеянно оглядывал огромную равнину. – Ну, как тебе переход через Пиренеи? – осведомился он чуть погодя. – Очень мило, – ответил я, не желая продолжать разговор. – Должно быть, и впрямь очень мило, раз вместо одного дня мы потратили – шесть. Я ушам своим не поверил, и тогда он достал карту и показал мне пройденное нами расстояние – семнадцать километров. Конечно, спуски и подъемы замедляли путь, но все же покрыть его можно было за шесть часов. – Ты так увлечен поисками своего меча, что упустил из виду кое-что еще более важное – к нему надо идти.Ты так пристально вглядывался в Сантьяго – а отсюда его не видно, – что не замечал: иные места мы проходили по четыре-пять раз, только – с разных сторон. Только теперь, после слов Петруса, я вспомнил, что самая высокая вершина Пиренеев – Монте-Ичашеги – появлялась то слева, то справа. Впрочем, даже если бы я обратил на это внимание, то все равно бы не догадался, что мы кружили на месте. |
