x x x

Ну что же это вы не можете угомониться? Целое утро только и делают, что треплют маркизы за моим окном, играют проволокой от колокольчика, дребезжат стеклами, словом, всячески стараются заявить о своем существовании и выманить меня на улицу. Да, погода хорошая, но я не чувствую особого расположения идти с вами; оставьте-ка меня… Веселые зефиры, шалуны-мальчишки, ведь вы отлично умеете гулять и шалить одни с молоденькими девушками. Да, да, я знаю, что никто не сумеет так соблазнительно обнять молодую девушку… Сначала она пытается как-нибудь увернуться от ваших ласк… Не тут-то было! Она в плену и не может высвободиться… Да теперь ей, впрочем, и не особенно хочется этого: вы так мягко и свежо обвиваете ее, не горячите, а нежите… Ступайте, ступайте своей дорогой, а меня оставьте в покое… А! Вам это не по сердцу? Вы не о себе хлопочете?.. Ну что с вами делать, так и быть, пойду, но только с двумя условиями — слушайте и намотайте себе на ус! Во-первых: на Новой Королевской улице живет молодая девушка, которая отличается чудной красотой и несказанной дерзостью: она не только не любит меня, но — что еще непозволительнее — любит другого. Дело дошло до того, что она уже гуляет с ним под руку. Я знаю, что и сегодня в час дня он придет за нею. Дайте же мне слово, что самые резвые и неугомонные из вашей братии притаятся где-нибудь за углом, пока они не выйдут из ворот; едва же они завернут за угол по Большой Королевской улице, отряд этот внезапно вырвется из своей засады и самым вежливым образом снимет шляпу с его головы! Затем вы осторожно покатите эту шляпу по панели, держа ее все время на расстоянии какой-нибудь сажени от него, — ни в каком случае быстрее, а то он, пожалуй, догадается вернуться домой. Вам нужно только поддразнивать его, потихоньку катя шляпу вперед так, чтобы он ежеминутно был готов схватить ее и потому не считал даже нужным выпускать руки возлюбленной. Таким образом вы поведете его по Большой Королевской улице, вдоль земляного вала к Северным воротам и на площадь Высокого моста. Сколько же это приблизительно займет времени? Около получаса? Хорошо, ровно в половине второго я покажусь с Восточной улицы — парочка будет в это время как раз на середине площади — и вы произведете самое ожесточенное нападение: сорвете шляпу и с ее головы, размечите ее локоны, унесете ее вуаль… И в довершение всей этой кутерьмы его шляпа торжественно взовьется на воздух… выше… выше… а ее вуаль бешено закрутится в пыльном вихре… Не я один, вся почтенная публика разразится громким хохотом, собаки залают, а полицейские возьмутся за свистки!.. Вы направите ее шляпу прямо ко мне, и я буду иметь счастье вручить ее ей. Все это было «во-первых», теперь «во-вторых»: отряд, следующий за мной, повинуется каждому моему движению. Он должен держаться в границах строгого приличия — сохрани боже оскорбить хотя бы одну хорошенькую девушку, позволить себе омрачить ее детски-веселое ясное настроение, спугнуть с ее уст светлую улыбку, погасить шаловливый огонек в глазах и заставить ее сердечко забиться от страха! Ослушники будут преданы проклятию! Итак, в погоню за радостью, весельем, юностью и красотой! Покажите мне то, что я так люблю и что никогда не надоедает мне: хорошеньких девушек, удвойте их красоту своей шаловливой резвостью, тормошите их так, чтобы они все расцвели смехом и весельем! Место — широкая улица, время, как вам известно, — лишь до половины второго.

Вот идет молоденькая девушка, разодетая с ног до головы… Да ведь сегодня воскресенье!.. Ну, за дело: освежите ее немножко, повейте тихой прохладой на ее лицо, ласкайте его своими невинными поцелуями… Ага! Я уже вижу, как нежный румянец разливается по щечкам, губки заалели еще ярче, грудь волнуется… Что, дитя мое? Не правда ли, какое невыразимое наслаждение — вдыхать этот свежий, ласкающий ветерок? Маленький, белоснежный воротничок колышется, как листочек… она дышит полной грудью.