|
Наконец я продолжал: "Или же приписать это простому случаю, generatio aequivoca слуха (иностранное выражение, незнакомое Корделии, произнесенное вдобавок с неверной интонацией и приправленное лукавой улыбкой, как будто в нем-то и заключалась вся суть, еще больше заинтриговало Корделию) — во всяком случае, я, несмотря на свою скромную, почти ни для кого не нужную жизнь, стал вдруг предметом толков о моем сватовстве к одной барышне (Корделии, видимо, недоставало объяснения, к какой именно). Повторяю, я решительно не знаю, кому приписать распространение этого слуха: друзьям ли — так как неоспоримо, что влюбиться вообще большое счастье для человека (Корделию как будто толкнуло что-то), или врагам — так как предполагать, что это счастье выпало на долю именно мне, положительно смешно (ее как будто отбросило в противоположную сторону), случаю ли, наконец, — так как для него не нужно никаких оснований, или, как я уже сказал, generatio aequivoca слуха — так как вся эта история, пожалуй, не что иное, как плод досужего измышления чьей-нибудь пустой головы". Тетка с чисто женским любопытством принялась допытываться, кто эта девушка, с которой добрым людям вздумалось обручить меня. Я ловко увернулся от этих расспросов. Рассказ мой, кажется, произвел некоторое впечатление на Корделию, и акции Эдварда, пожалуй, даже несколько поднялись в цене.
Решительная минута приближается. Я мог бы письменно обратиться к тетке, прося у нее руки Корделии — это ведь самый ординарный прием в сердечных делах, как будто сердцу свойственнее писать, чем говорить. Единственное, что могло бы говорить в пользу этого приема — обыденный, чисто мещанский пошиб его, но зато мне пришлось бы проститься с мыслью о сюрпризе, которым бы оказалось мое предложение для Корделии и которым мне нужно озадачить ее. Будь у меня какой-нибудь преданный друг, он бы, пожалуй, сказал: "Хорошо ли ты обдумал этот серьезный шаг? Ведь от него зависит вся твоя будущность и счастье другого лица". В таких предостережениях и советах и заключается выгода иметь преданного друга. У меня нет такого друга — вопрос о том, выгода это или ущерб для меня, я оставлю открытым, но то, что я избавлен от его советов, я считаю несомненной выгодой. Советы мне совсем не нужны, я слишком строго взвесил и рассчитал все. Препятствий нет никаких, и я перехожу на амплуа жениха. Скоро моя скромная особа озарится некоторым ореолом: я перестану быть простым смертным и сделаюсь «партией», даже очень хорошей партией, как скажет тетушка. Да вот кого мне будет впоследствии искренно жаль, так это тетушку: она любит меня такой нежной, сердечной сельскохозяйственной любовью! Она почти обожает меня, так как видит во мне свой идеал.
x x x
Не в первый раз предстоит мне объясняться в любви, но вся моя опытность не служит в данном случае ничему: это объяснение ничуть не походит на прежние. Поэтому я должен тщательно подготовить свою роль и выбрать нужную маску, в чем я и упражняюсь вот уже некоторое время. Я перебираю мысленно все оттенки, которые можно было бы придать моему объяснению с Корделией. Сделать его эротическим было бы рискованно: этим я преждевременно могу вызвать в ней чувство, которое по моему плану должно было разгораться в ней постепенно, становясь все сильнее и сильнее. Придать ему чересчур серьезный характер также опасно: в такие торжественные минуты душа девушки и без того как-то наэлектризовывается, напрягается в каком-то неестественном возбуждении, как душа умирающего в последнюю минуту. Тривиально-шутливый оттенок не гармонировал бы с моей прежней маской, ни с новой, которую я собирался надеть. Ирония и остроумие будут в том случае так же неуместны. Итак, всего вышеперечисленного нужно избегать. Если бы для меня, как для большинства женихов, вся суть заключалась в одном робком «да», сорвавшимся с уст возлюбленной, задача упростилась бы донельзя. |
