человеком, неким безымянным X. В день своей смерти, утром, X почистил зубы, позаботился о них с усердием, которое каждый усваивает еще в детстве. X начал новый день с умывания, но умер еще до заката. Его душа воспарила, оставив тело, уже ни на что не годное, хуже, чем ни на что не годное, поскольку вскоре оно начало бы разлагаться и стало бы угрозой здоровью окружающих. Частью этого мертвого тела был полный комплект зубов, которые X почистил утром, зубов, которые также умерли, в том смысле, что кровь перестала циркулировать через их корни, однако — вот парадокс! — зубы не начали разлагаться, когда тело остыло и бактерии, обитавшие во рту, тоже остыли и погибли.

Если бы X похоронили, части «его» тела, которые жили наиболее напряженно, которые в наибольшей степени являлись «им», сгнили бы, в то время как «его» зубы, которые, как X, вероятно, ощущал, находились на его попечении и были вверены его заботам, но не более того, — зубы сохранялись бы еще очень долго. Но, конечно, X был не похоронен, а кремирован; а люди, строившие печь, его поглотившую, позаботились о достаточном жаре, жаре, способном всё превратить в пепел, даже кости, даже зубы. Даже зубы.

нелепый выбор! С другой стороны, быть может, такова природа смерти — шокировать нас нелепостью всего, с нею связанного, вплоть до мельчайших деталей.

Давай, Алан, продолжай в том же духе! По-твоему, я должна напялить школьную форму и явиться в суд, как эдакое воплощение юной невинности, которую мужские фантазии в краску вгоняют? Мне в марте тридцать стукнет. Я фигурировала в фантазиях очень и очень многих мужчин.

14. Об убийстве животных

Для большинства из нас то, что мы видим, когда смотрим кулинарные телепередачи, выглядит вполне нормальным: с одной стороны кухонная утварь, с другой — сырые продукты в процессе превращения в готовую еду. Но людям, не привыкшим есть мясо, всё действо, наверно, кажется в высшей степени противоестественным: среди фруктов, овощей, масел, трав и специй находятся куски плоти, всего несколько дней назад отсеченные от тела некоего существа, убитого намеренно и жестоко. Плоть животных внешне очень похожа на человеческую плоть (почему должно быть иначе?). Таким образом, для глаза, непривычного к плотоядной кулинарии, вывод, что плоть на экране отрезана от туши (животного), а не от трупа (человека), отнюдь не является само собой разумеющимся (естественным).

Важно заметить, что не каждый утрачивает такой взгляд на кухню — взгляд, который Виктор Шкловский назвал бы отстраненным, то есть не каждый видит в кухне место, куда после убийства доставляются мертвые тела, чтобы быть приготовленными (замаскированными) перед тем, как быть сожранными (мы редко едим сырое мясо — напротив, сырое мясо опасно для нашего здоровья).

Призрак из прошлого. На обочине дороги близ Науры[5] лежит, наполовину скрытый травой, трупик лисицы. Ее глаза выклеваны, потускневший мех примят ночным дождем. До чего нелепо,  сказала бы чистенькая, опрятная лисичка.

Возраст тут ни при чем. А на суде мы могли бы задать вот какой вопрос: почему он платит в три раза больше, чем обычно платят машинисткам? Ответ: то, что он о тебе пишет, унизительно, его же цель — заставить тебя принять и подтвердить собственное унижение. Что по большому счету правда. Он тебя приглашает к себе домой, чтобы ты выслушивала непристойности, потом предается сексуальным фантазиям с тобой в главной роли, а потом, когда ты прослушаешь его фантазии в записи и перепечатаешь слово в слово, он тебе платит, как заплатил бы проститутке. Да это хуже, чем crimen injuria.  Это оскорбление, это даже жестокое обращение. Чем не повод привлечь старика к ответственности?

Несколько дней назад по государственному телеканалу, в промежутке между кулинарными программами, показали документальный фильм о происходящем на скотобойне в Порт-Саиде, там, где скот, экспортируемый из Австралии в Египет, встречает свою смерть.