Но что, если существуют не менее мощные формы «мышления», то есть биохимические процессы, столь же эффективные для удовлетворения потребностей и желаний? Что, если в споре, имеющем целью выяснить, на чьих условиях на этой планете продолжится жизнь теплокровных организмов, победителем выйдет вовсе не человеческий разум? Последние успехи человеческого разума в долгом состязании с мышлением вирусов не должны вводить нас в заблуждение, поскольку господство человеческого разума в масштабах эволюции продолжается всего мгновение. Что, если события примут другой оборот? Что, если события примут другой оборот потому, что человеческий разум встретит достойного противника?

Не совсем понятно, какую пользу принесли ей школы при посольствах. По-французски она говорит с акцентом, который французы, пожалуй, нашли бы очаровательным, но никогда не слышала о Вольтере. Она полагает, что «Киото» — это неправильно написанный «Токио».

Это всё?

Не всё, у меня есть еще соображения, только на другую тему.

Тогда вы позволите мне сказать несколько слов в свою защиту? Говорите.

16. О соревнованиях

Часть первая

В состязаниях по спортивной ходьбе случалось, что судья на финишной черте не мог определить победителя и объявлял одновременный финиш. Судья здесь олицетворяет обычного человека — только очень зоркого. Если в спортивном соревновании самый острый глаз не видел различий, говорили, что различий не существует.

Алану приходится много зарабатывать, сказал я, чтобы хватало на ваши наряды. Аня пожала плечами. Ему нравится, когда я хорошо выгляжу, ответила она. Он любит мной похвастаться. А он не против, что вы у меня работаете? спросил я. Но это же не простая работа, отвечала она.

Мы живем в темные времена. Нельзя рассчитывать, что о темных временах я стану писать в игривой манере. Я ведь сначала прочувствовал все свои суждения.

Нельзя? Не понимаю, почему в темные времена обязательно надо вещать с высокой трибуны. И вообще, почему это они темные? Я вот не считаю наши времена темными. По-моему, они совсем неплохи. Так что давайте согласимся — мы по-разному воспринимаем происходящее. А теперь я скажу пару слов о терроризме, ладно? По-моему — и это честно, — вы, когда пишете о терроризме, витаете в облаках. Несколько идеализируете. Несколько отрываетесь от действительности. Я уверена, вы никогда в жизни не сталкивались лицом к лицу с настоящим исламским фундаменталистом. Что, разве я не права? Ведь не сталкивались? А я вот сталкивалась, и могу вас заверить: исламские фундаменталисты не такие, как мы с вами. Вот послушайте, что я скажу.

Подобным образом в играх вроде крикета всегда считалось: раз судья сказал, что нечто произошло — например, мяч коснулся биты, — значит, в рамках игры, так оно и было. Подобные договоренности соответствовали сути спорта, несколько надуманной, но не противоречащей идее спортивного соперничества и заключающейся в следующем: спорт — не жизнь; то, что «на самом деле» случается в спорте, в действительности не имеет значения; значение имеет то, что мы сочтем случившимся.

Сегодня, однако, исход соревнования решают приборы, более точные, чем самый острый человеческий глаз — электронные камеры дробят каждую секунду на сотню долей, а каждую долю надежно фиксируют кадром.

Передача машинам власти над решениями показывает, насколько серьезно была переосмыслена природа спортивных состязаний, моделью которым служила когда-то детская игра — соперники играли  во врагов — и modus'oм operandi[9]  которой

Будь это обычная работа, Алан назвал бы ее разбазариванием ресурсов.