Об Алане я ничего не знаю, сказал я.

Он сирота. Он воспитывался в приюте. Ему пришлось самому всего добиваться. Он интересный человек. Вам бы не мешало поближе познакомиться.

Правило № 2: Никогда не связывайся с мужем.  Вы съехали с катушек, напомнил я.

простить. Мистер Кролик — вот как я иногда называю Алана. Мистер Кролиссимо. Однажды мы сделали это четыре раза подряд, причем днем. Это рекорд? Ну, рекорд или нет? спросил Алан после четвертого раза. Рекорд, ответила я. Мистер Кролик. Мистер Морковка. Мистер Большой.

Кстати, говорю я, Senor К. интересовался финансовым планированием. Разумеется, говорит Алан, я позабочусь о твоем Senor'e. Я спрашиваю: Это как это ты позаботишься? Как следует позабочусь, говорит Алан. Я говорю: Что значит как следует? А он: Не задавай вопросов, и тебя не обманут. Я говорю: Не хочу, чтоб ты его одурачил. Не собираюсь я его дурачить, говорит Алан, аи contraire[11],  я стану его ангелом-хранителем. Я говорю: Он старый и несчастный, и он не виноват, что чувствует ко мне такое — вот как ты не виноват, что хочешь меня. А Алан: Могла бы и не напоминать. Ты моя Принцесса Киски. Ты моя Королева Клитора. Я говорю: Не обманывай его. А Алан: Ладно, ладно.

Эжен Марэ[12], представитель первого поколения, полностью впитавшего доктрину Дарвина, ставил перед собой следующие вопросы: какое эволюционное направление задано ему самому? не является ли он сам образцом мутации, которой не суждено прогрессировать, а значит, не приговорен ли он к вымиранию? Фактически, людей вроде Марэ мучил вот какой вопрос: что, если целый особый подвид человечества, подвид, представителями которого они являются, характеризующийся гиперразвитием интеллекта, в действительности — обреченный на провал эволюционный эксперимент, отмечающий путь, которым всё человечество не может пойти — и не пойдет? Таким образом, на поставленный выше вопрос они отвечают следующее: мыслительный аппарат, отмеченный осознанием собственной недостаточности, является эволюционным отклонением.

Да. Но с тех пор я веду себя смирно. А вы когда - нибудь съезжали с катушек?

Нет, сказал я, не думаю. А сейчас уже слишком поздно. В моем возрасте, если съедешь с катушек, можешь не успеть въехать обратно.

Верю ли я Алану? Конечно, не верю, а он ни на секунду не поверил, что я ему верю. Вот и пример личного измерения, а еще есть общая картина. Ложь в личном

измерении не обязательно считается ложью в общей картине. Она может превысить пределы своего происхождения. И чтобы понять это, Алан мне не нужен. Это как макияж. Макияж может быть ложью, но не тогда, когда все красятся. Если все ходят накрашенные, макияж считается в порядке вещей, а что такое истина, как не то, что в порядке вещей?

18. О Зеноне

Как мы считаем? Как мы учимся считать? Являются ли наши действия при счете теми же, что и при обучении счету?

Существует два метода обучения ребенка счету. Первый заключается в том, чтобы выложить ряд пуговиц (Насколько длинный ряд? — Это на усмотрение учителя) и предложить ребенку двигаться слева направо, сначала коснуться указательным пальцем одной руки (только одной  руки) первой слева пуговицы и одновременно произнести слово (потеп , название) — по-английски это будет one —  из имеющегося списка, затем переставить палец на следующую пуговицу и произнести следующее название из списка, по-английски two,  и так далее, пока ребенок не поймет принцип  (к самому принципу следует вернуться позднее). На этой стадии можно сказать, что ребенок научился счету. Списки названий, задействованные в процессе обучения, разнятся в разных языках, но во всех случаях подразумевается, что эти списки бесконечно длинны.

Повезло вам, сказала она и, помолчав, добавила: А признайтесь, вы же представления не имеете о том, что я за человек?

Алан считает, что за свои грязные мысли обо мне Senor К.