Разве Аня вам не рассказывала о моем прошлом? Нет? Я воспитывался в приюте для мальчиков, в Квинсленде. Я среди них — единственный, кто преуспел, вышел в люди и сколотил состояние законным путем. Получается, сам всего добился. Известно ли вам, Senor Хуан, сколько я стою? Не столько, сколько вы — я, конечно, говорю гипотетически, откуда мне знать, сколько вы стоите? — но в любом случае немало. Тяну на кругленькую сумму. А известно ли вам, где эта сумма хранится? Нет?

09. О старении

Бедро сегодня так болит, что я не могу ходить и едва сижу. День заднем мой телесный механизм неумолимо разлаживается. Что же касается мыслительного аппарата, привычка пересчитывать винтики постепенно приобретает у меня масштабы паранойи — и, однако, я надеюсь, что содержимое, в отличие от футляра, избегнет тленья. Все старики становятся картезианцами.

Нет, никаких суждений о машинистках, сказал я. Но вы всё равно в книге — разве может быть иначе, если вы участвовали в ее создании? Вы в каждом слове, везде и нигде. Как Бог, только в ином масштабе.

А сумма эта хранится здесь. Алан постучал себя по голове. Здесь она хранится. Конвертируемые активы, как

я выражаюсь. Активы, которые я в секунду могу конвертировать, стоит только решение принять. Полагаю, у вас аналогичная ситуация. Вы, наверно, тоже держите активы в голове — у вас это истории, сюжеты, персонажи и тому подобное. Но при вашем роде занятий нужно время, чтобы реализовать активы, нужны месяцы и годы. Тогда как у меня оно легко происходит — Алан щелкнул пальцами — раз — и готово. Что скажете?

10. Сюжет рассказа

Знаменитая романистка приглашена в некий университет на публичные чтения. Ее визит совпадает по времени с визитом профессора X, который намерен прочесть лекцию, скажем, о монетной системе хеттов и о том, что эта система может нам рассказать о хеттской цивилизации.

Поддавшись капризу, романистка приходит на лекцию профессора X. Кроме нее, в аудитории всего шесть человек. То, что X имеет сообщить, само по себе интересно, однако говорит он монотонно, и романистка периодически отвлекается от темы. Какое-то время она даже клюет носом.

Позднее она беседует с сотрудником университета, «прикрепленным» к X. Выясняется, что X весьма уважаем коллегами-учеными; однако, в то время как она, писательница-романистка, живет в шикарном отеле, X ютится на кушетке в гостиной своего хозяина. Не без смущения писательница понимает: если она сама принадлежит к умеренно преуспевающему крылу индустрии развлечений, то X и ему подобные в научном мире не котируются — их считают пережитками старого времени, трутнями от науки, не приносящими ни денег, ни славы.

11. La France moins belle

Если говорить о Франции, уютнее всего я чувствую себя в Лангедоке — несколько лет у меня там даже был второй дом. Лангедок, без сомнения, самый непривлекательный регион la belle France.  Континентальный климат суров — летом удушающая жара, зимой холод. Деревня, на которую я свалился как снег на голову, была ничем не примечательная деревня, жители не отличались дружелюбием. Однако с течением времени дом, приобретенный мною, если и не завоевал мою любовь, то вклинился в более загадочную сферу — чувство ответственности. Еще долгое время после того, как я перестал ежегодно наезжать во Францию и продал свой домик, веселенький снаружи, но весьма темный и мрачный изнутри, меня не покидала глубокая печаль. Что-то станется с домиком теперь, думал я, когда нет меня рядом, чтобы беречь его, следить за ним?

Нет, мы не ссорились. Мы же не дети. Я сказала, что мне нужно сменить обстановку, только и всего. Может, ему тоже смена обстановки не повредит. До свидания.

Всего вам наилучшего. Главное, не попадите в больницу. В больнице любой расклеится.