Через них Zeitgeist провозглашал свой суровый приговор викторианской эпохе, и в особенности Теннисону. Вызывающий же беспокойство факт, что мои одноклассники в не меньшей степени скучали над Т. С. Элиотом (не говоря уже о полном непонимании его стихов), следовало объяснять изысканностью поэзии Элиота, его неумением вписаться в их грубые мужские стандарты.
Мне и в голову не приходило, что мои одноклассники считали поэзию — как, впрочем, и любую школьную дисциплину — скучной потому, что не умели сосредоточиться.
Об Алане не думайте, чтобы не расстраиваться. Плохие мысли могут целый день испортить, а разве оно того стоит, когда вам и так немного дней осталось? Сохраняйте спокойное состояние души, будто Алана вовсе нет в природе, будто он — персонаж неудачного вашего рассказа, который вы отбраковали.
С потолка лился яркий свет. У Алана буквально челюсть отвисла. В тот момент он выглядел тем, кем был на самом деле — угрюмым, недовольным, полупьяным белым австралийцем среднего возраста.
Наиболее серьезно последствия моего увлечения этим поп sequitur'ом (чем умнее человек, тем скорее он почувствует скуку, следовательно, чем скорее человек чувствует скуку, тем он умнее) сказались на религии. Я считал религиозные обряды скучными, следовательно, моим одноклассникам, как носителям духа современности, они должны были представляться скучными a fortiori. Нежелание одноклассников выказать симптомы скуки, их готовность бессмысленно повторять христианскую доктрину и формально придерживаться христианской этики, при этом продолжая вести себя подобно дикарям, я принимал за свидетельства зрелого их умения жить, не будучи раздираемыми противоречиями между реальным (видимым, осязаемым) миром и религиозными выдумками.
Лишь теперь, на старости лет, я начинаю понимать, как обычные люди — по Ницше, обуреваемые скукой высшие животные — в действительности смиряются с окружающей обстановкой. А смиряются они, не злясь и раздражаясь, но опуская планку ожиданий. Смиряются, научаясь держаться до конца, позволяя своему мыслительному аппарату работать на низких оборотах. Они спят; а поскольку им нравится спать, они и против скуки ничего не имеют.
Мы с вами можем гордиться нашими отношениями, правда? — а все потому, что они основывались на честности. Мы были очень честны друг с другом. Мне это нравилось. А вот с Аланом мне порой приходилось лукавить.
Ни один, сказала я, ни один мой поступок или поступок К. не оправдывает твоего поведения.
Тот факт, что мои учителя, братья-маристы, не являлись каждое утро в огненном облачении и не выдавали труднопостижимых и пугающих метафизических истин, только доказал мне, что они были недостойными слугами. (Слугами кого или чего? Точно не Бога — Бога не существует, это мне объяснять нужды не было — но Истины, Небытия, Пустоты.) С другой стороны, моим сверстникам (в юности) братья-маристы казались попросту скучными. Маристы были скучны, поскольку скучно было всё; а поскольку всё было скучно, ничего не было скучно, просто требовалось научиться с этим жить.
Так как я сам бежал от религии, я предполагал, что одноклассники мои тоже должны от нее бежать, хотя и деликатнее и незаметнее — ведь я до сих пор их бегства не замечал. Лишь сегодня я понимаю, как ошибался. Никогда они от религии не бежали. И дети их не бежали, и внуки. Я, пока не разменял восьмой десяток, нередко предрекал, что все церкви в мире скоро превратятся в амбары, музеи или гончарные мастерские. Но я был неправ. Смотрите, новые церкви растут как грибы, не говоря уже о мечетях. Получается, изречение Ницше требует поправок: Раз только высшие животные способны скучать, человек оказывается наивысшим из них, ведь он скуку приручил, одомашнил.
Когда живешь практически в браке, то есть под одной крышей, честной быть нельзя, во всяком случае, абсолютно честной, если хочешь, чтобы отношения продолжались. |