— Вряд ли… — выдохнула Таня. — О да! — простонала она. — Давай! О господи!

Мне стало смешно. Пока Саманты не было, она вела себя куда тише. А теперь вдруг потеряла всякую способность держать варежку закрытой.

— Да! Нет! Только не останавливайся! Чудесно… — говорила Таня мне и Саманте. — Да! Да! Да! О господи! Нет, нет, нет! Да! Нет… Давай!

Я понятия не имел, что она там бормочет. Отзывы на мой счет были самые лестные — это все, что я знал.

— Господи… Год… Господи… — продолжала кричать Таня. — Да-да — да! Давай, Год, я сейчас кончу! Не останавливайся! Еще! Еще! О-о-о-о-о-о-о! — провыла она мне прямо в ухо, потом вся напряглась, откинулась на дверь и — бессильно на мне повисла…

Вдруг я вышел из берегов. Меня словно виагрой накачали. Я снова, снова и снова припечатывал ее к двери. Вырвался на финишную прямую! В этом галопе Тане оставалось только изо всех сил держаться. Она кусала меня за уши, целовала в шею и в два счета расправилась с моей тщательно набриолиненной прической. И вот я вонзился в нее последний раз… Кончил!

— ДА! — закричал кто-то из нас, не помню уже кто.

На несколько райских мгновений мы замерли в этом положении, и эндорфины омыли нас с головы до ног. Потом мы еще раз поцеловались и счастливо разъединились.

Попытавшись разогнуться, я понял, что готов. Не знаю, как это объяснить. Разве что так. Представьте: вы идете купаться, а плаваете не очень. А потом вы десять раз из конца в конец проплываете бассейн, делаете это на последнем пределе и, выбравшись из воды, еле держитесь на ногах. Вот так я себя чувствовал, открыв дверь кабинки. Челюсть ходила ходуном, колени тряслись. Таня едва не падала, а обалдевший вид Саманты стоил всех сокровищ Востока. Я проковылял мимо не останавливаясь — лишь подмигнул, когда выходил. Потом я услышал, как Таня сказала Саманте:

— Этот мальчик знает, что делает.

Она и вправду так сказала.

Минут через десять, уже в холле, Саманта попросила меня отойти в сторону. Я приготовился к длинному нравоучению. А может, она решила отказаться от защиты. Вместо этого она протянула мне конверт и сказала, что я выронил его в туалете.

— Я не знала, чей он, и заглянула внутрь. Это та женщина из полиции? — спросила она, пока я проверял, все ли фото на месте.

— Да. Спасибо! Не говори никому, ладно? Иначе она попадет в очень сложное положение.

Саманта немного поломала голову над сказанным, потом выдала:

— Не понимаю… Как тебе это удается?

Быстротой реакции я никогда не отличался. А теперь сам поражался собственному великолепию. Понимаю, что так прозвучит совсем не оригинально, однако, забирая конверт, я брякнул:

— Почему бы нам не поужинать вместе и не покончить с этим бредом?

Саманта молча на меня уставилась. Не знаю, что у нее было на уме, так как в это мгновение объявили слушание нашего дела, и нам пришлось переключиться совсем на другое. Она не сказала «нет» — это наверняка.

Пэдди, Мэтт, Хассим и Хейзл пожелали нам удачи, а констебль Кенсингтон ободряюще улыбнулась. Саманта это заметила и посматривала на меня в полнейшем недоумении. Мы рассаживались по местам.

— Всем встать! — крикнул какой-то парень, и мы встали.

Он начал с меня и попросил подтвердить правильность имени и адреса. Потом спросил о работе. Я уже хотел сказать «безработный», но вспомнил, что за меня платит «Мунлайт», — значит я могу творить все, что захочу. Не получив немедленного ответа, служащий повторил вопрос. Я широко улыбнулся.