- Ти нушен... он путет шить. Но только если ти будешь слушать.

- Я буду. - Стараясь не реагировать на шевелящиеся жвала и живой ковер на полу. - И убери из моей квартиры своих паучат. И паутину тоже. Я не могу работать в таких условиях.

Дальше я булькал, так как мне когтем проткнули ногу. Ту самую, которую я поломал.

- Не нато наглеть, человечек. Теперь ти мой. И только я гешаю как тебе шить и как умегеть.

С чем меня и оставили висеть вверх ногами, покинув комнату и оставив на растерзаниям ордам паучат.

Никогда не забуду, как они ползали по мне, забирались на лицо, совали коготки в рот, уши, нос... то и дело я терял сознание. Кровь залила пол. И все, чего мне хотелось - вернуться в прошлое и никогда не открывать эту долбанную книгу. Хоть бы кота не съели. И пса... впрочем, те два куля под потолком, видимо, они и есть.

Понедельник

15:41

Как-то друг попросил меня рассказать про девушку моей мечты. Я тогда пытался отшутиться, но он обладал упрямством, настойчивостью и упорством барана. В принципе, я и сам в тот момент не знал, какая она должна быть. Но я загадал. Загадал, что глаза у нее должны быть синими, волосы светлыми, характер - веселым, а внутри стержень, словно алмазный. Хрупкая и невысокая, она обязательно должна была быть очень гибкой, смелой, мягкой... И очень сильно меня любить. Я загадал, что у нее будут короткие ногти без маникюра и даже такую мелочь как то, что в ее глазах радужка не будет идеальной. На окраине она должна словно дробиться на тысячи мелких осколков темноты, утопающих в белом мареве. Но чтобы это увидеть, надо приблизиться. Так близко, что начинаешь ощущать ее дыхание на своих губах. Со вкусом мяты и меда. Чувствуешь тепло ее кожи, а свтлая челка щекочет лоб, не давая приблизиться еще немного...

Друг тогда задумался и сказал, что я псих. Идеала не бывает, и я слишком много фантазирую. Он сказал, что я никогда ее не встречу. А если и встречу, она только сморщит нос и даже не взглянет в мою сторону. Это было обидно и больно. Словно я уже ее видел, уже хотел подойти, уже почти знал, а у меня так грубо и нагло вырвали мечту из рук и, бросив на землю, растоптали. ... но он был прав. Бери что дают. Живи как умеешь. Радуйся тому, что есть. И не смей мечтать: о девушке; о друзьях, готовых умереть за тебя; о псе, который не подожмет хвост и не смоется при виде пьяной гопоты. О жизни, в которой нет места сожалениям. Только цель и движение вперед. Без компромиссов, уступок, уверток... И ведь это нормально, так живут многие. А я не смог. Не смог просто как-то жить. Взять что дают и радоваться немного стервозной невесте, раздражавшей буквально всем; низкооплачиваемой работе с психованным начальником и парой тройкой гниловатых личностей в качестве коллег. Я не смог. Я заболел. И словно пелена спала с глаз. А зачем? Зачем мне все это? Чтобы быть таким как все? Той же серой гниловатой массой, живущей по инерции и подчиняющейся законам эволюции? Чтобы сдохнуть однажды в окружении детей и внуков, мысленно уже поделивших наследство и даже подливших яд в чай, дабы не мучился на этом свете... Нет. Не хочу. Не стану. Больше никаких компромисов. Лучше быть одному, чем с кем-то. Лучше работать сторожем, чем подставлять, унижаться, идти по головам и не видеть лиц в толпе коллег. Лучше сдохнуть, чем подставить друга под пулю... Да, знаю, это не популярная философия и кто-нибудь умный наверняка может часами рассказывать о том, что одиночество, постоянная боль, оторванность от мира и прочие высокие лозунги - это все от недолюбленности в детстве, подростковых комплексов, кривой генетики и небольшой психиатрии. А я буду слушать, кивать и мысленно втыкать в добровольца острые предметы, прекрасно понимая, что все равно больше не смогу переступить через себя и подчиниться логике толпы. Хватит. Достаточно. В конце концов, никто и никогда не сможет причинить мне большей боли, чем я сам: медленно пожирая себя за каждый промах, каждую подлость, каждый компромис.