-- Стать космонавтом.

Нет, это не серьезно. Инвалидов в шатлы не берут и помирать в космосе не позволяют. Хотя и странно, хлопот меньше: выпустил на орбиту и пущай летает, обозревает землю стеклянными глазами.

-- Завести собаку. Большую такую, чтобы все завидовали и боялись одновременно.

Интересно, птичий рынок уже закрыт? И можно ли завести сразу взрослую собаку? Не сожрет ли? А впрочем, какая разница? Надо съездить. А ежели сожрет - избавлю себя от страданий.

-- Завести кучу друзей.

Разве что в онкоцентре. Представляю радостные рожи умирающих и кислые выздоравливающих (им с этим еще как-то жить). А кстати, чего я лечиться не пойду? Подумаешь, неоперабельно, не лечится и вообще "Вы труп, так что не мешайте людям работать". Вот пойду и начну... и оставшиеся 2 месяца проведу по больницам, под капельницами, уколами, таблетками... небо только через решетку видеть и буду... Нахрен. Да и незачем. Детей нет. Жены нет. Друзей тоже не густо. А тот псих, что вчера меня по пьяни в плечо пырнул, мне и вовсе не друг никаким боком. Вон, спит попой кверху. Небось, соль еще сказывается.

-- Сделать тату в виде черепа на лице... чтобы все оборачивались и содрогались, не сразу врубаясь, что у меня есть кожа. И мышцы. Ну и все остальное.

-- Проэпилировать подмышки: говорят тот, кто сделал это добровольно - настоящий мужик и сможет выдержать все что угодно.

-- Кутить до утра в стриптиз-баре... накачанным, как культурист. И чтоб все бабы в восторге.

-- Сделать зубы.

-- Бросить бабу.

-- Нанюхаться кокаина.

-- Выучить боевые искусства.

-- Купить часы роликс и Мазератти.

-- Прийти на работу: накаченным ниндзя в черном костюме с роликсом и серьгой в ухе... вмазать шефу. Дать ему сотню баксов, чтоб не орал. И гордо выйти под восхищенные взгляды коллег-грузчиков.

Усмехаюсь и думаю о спрятанных рубинах. А что я собственно теряю? Да и пока ничего толком не болит: надо двигаться. Стараться. И помереть молодым, в полном расцвете сил! А не в петле над табуреткой с выпученным глазами и вывалившимся языком.

19:21

Стою на пронизывающем ветру. Льет дождь, утопая в ботинках и превращая куртку в плохо подогнанный дождевичок. Хочется материться и срочно вернуться домой: в тепло, уют, туда, где есть бутылка вина, стакан коньяка, горячая пицца и диван с одеялом. А еще там есть телевизор. И сосед... который спал, когда я сваливал.

- Мужик, че ищешь?

- Птичий рынок. - Тоскливо оглядывая палатки со шмотьем, вокруг которых клубятся покупатели. Тут дешевле, значит лучше. Но за все надо платить: и мокрые девчушки меряют мини-юбочки на посиневшие от холода мокрые ноги.

- Это здесь. Птичку хочешь?

Изучаю довольное лицо грузинской национальности, в глазах которого я впервые не ощущаю себя бомжеватым гопником.

- Нет. Собаку.

- Шпица?

- Нет.

- Пекинеса?

Разговор начал меня доставать.

- Ротвейлера.

Глаз продавца дернулся, лицо стало задумчивым. Изучаю продаваемую им рыбу. Рядом гордо кренилась набок палатка с трусами на все случаи жизни. Н знаю, что чем пахло, но выглядело это занимательно. Видимо, потому я здесь и остановился.

- Месяц? Два? Три?

- Взрослого.

На меня почему-то все еще смотрели с вниманием, а не с легким ужасом или истерикой.

- А зачем тебе взрослый? Грабят?

- И стреляют. И режут. И вообще меня все заколебали, и я хочу друга и охрану.

- Хм... пошли.

И, бросив рыбу, двухметровый грузин встал, отряхнул колени, схватил меня чуть маслянистой рукой за локоть и куда-то бодро потащил. От удивления я даже не сопротивлялся. Тем более что, если честно, шансы вырваться у меня были нулевые.