Изменить размер шрифта - +
Ленин смешивает личность с уютом, и ему жизнь лица есть мещанство. Если я стану защищать личность у Ленина, то все, кто хочет уюта, бросятся со мной, а потом будет опять предустановленная гармония.

28 Октября. День определения положения. Подавленная злоба сменяется открытым негодованием. «Авантюра, авантюрист!» Оборотный вид авантюры. А кто ее начал? На себя! «Авантюра!»

Первый день страха, и человек, повторяющий: «Ничего не будет, теперь ничего не будет, потом, а теперь ничего не будет».

Шатия — красная гвардия (шапка на затылке, сапоги без подметок). Конец черносотенца:

— Шатия напала на меня, а я им говорю: «Ах вы, шатия проклятая, изменники царю, чем вам царь плох?»

— Большевики побиты!

— Слава Богу, теперь будет царь.

Эксцессы на Невском: выстрелы и собачка рыженькая.

Преступление и народ: теперь «введены в заблуждение». Как заваривается на Невском: митинги, разоружают шатию, стрельба.

Фельдфебель о шатии:

— Он затвор не может закрыть, а я взял и говорю ему: «Винтовка есть оружие (по солдатскому требнику)».

Человек с кружкой и белыми погонами крестом. Не видали ли вы, не встречался ли вам где-нибудь такой человек, изможденный, благородного вида, с белыми погонами крестом и с кружкой, меня этот человек почти что преследует, куда я ни приду, везде он со своей речью, которая начинается: «Товарищи, забудем личные интересы» и кончается: «В данный момент по сему высказанному отрешимся от личных интересов».

Электричество то погаснет, то опять загорается, и когда загорается, по всему дому <раздаются> звонки.

Что произошло — вы не понимаете, что это значит, и вот выходите к людям и вдруг понимаете… Определенно немец, Вильгельм, пришел, когда пришли большевики: они чужого правительства.

Население нашего дома, домовый комитет: фруктовщик черносотенец, корниловка, <Марья Михайловна> монархистка, Ефрос. Ант. и ее «шатия».

Фельдфебель:

— А прочие государства придут усмирять.

29 Октября. Почтальон: «Казаки ночью перерезали красногвардейцев».

Газеты «Новая жизнь» и «Воля Народа» передают противоречивые факты о положении «фронта».

Нехорошо, что сам Керенский распоряжается, довольно звука «Керенский», чтобы всевозможные партии стали на дыбы.

Рано заявлять частичные требования (партийные). Смешно читать в «Новой жизни» об устранении «<чуждого> элемента» при наличии погрома и молчании «буржуазных» газет.

Большевизм рождает бессмысленную вражду одних партий, словесную муть развели большевики, казаки защищают отечество. Значит, и диктовать условия должны победители.

Две господствующие партии боролись с самого начала переворота: социалисты революционеры и социал-демократы. Теперь с. р. имеют претензию использовать поражение большевиков. Значит, не к единению дела, а к новому разложению («А прочие державы»…). Третья возникает сила казаков.

30 Октября. Раньше я не понимал сердцем, почему наши «идейные» старики так ненавидят «Новое время» и как можно так ненавидеть газету. Теперь я совершенно так же ненавижу «Новую Жизнь» и все ее Иудушкино племя . И если так будет продолжаться дальше, то политическая злоба отравит сердце. Вот попробуй теперь сказать, как раньше: «Я стою выше партии!»

Долетел голос в трамвае:

— Кто идет за правду, а кто за деньги.

В Думе устанавливается терпимость к большевикам, значит, слякоть, и Марья Михайловна в отчаянии вопит:

— Я уйду в Жиронду .

— В Жиронду, Марья Михайловна, к кадетам!

— В Жиронду!

О Керенском ничего не известно.

Быстрый переход