|
Поснимав погребальные сосны с камнями на фоне моря в Запретной пади, я перебрался в Барсову падь, спустился почти к самому морю и без тропы перешел и с трудом одолел подъем по Барсовой пади, по Запретной обратно в Голубую. Солнце было уже над самым морем, когда я сел отдохнуть на лавочку сторожки Голубой пади. Пришел домой ночью при луне и застал полный разгром: как полагается, к Дулькейту набралось перед пароходом множество ночующих. Мне стало очень неловко, а тут Дулькейт передал мне приглашение студентов переночевать у них. У Дулькейта не было никакого умысла, но я принял как намек и решил уехать.
Ночью был шторм нордвест, но с утра ясно. Егерь доложил, что на том конце сетки с воли пришли два дикие рогача. Так сама жизнь указывает способы обновления крови. И нужно сделать парк в самом обильном дикими оленями месте (Судзухе) и устроить так, чтобы дикие олени могли проникать к парковым оленухам. Ходил фотографировать Малиновый ключ, который мне все как-то не удается снять хорошо. Горный ключ бежит, не обращая никакого внимания на ветер среди расцвеченных деревьев. Вот почему и не удается мне снять: впечатление цветовое так сильно, что не хватает спокойствия прочитать картину только и по свету и тени. Ветер обрывает хваченные морозом красные листья винограда, обнажает черные сладкие теперь после мороза ягоды. Особенно красивые розовые тона дают листья мелколиственного клена. И вообще я замечаю, что красного в здешнем осеннем лесу гораздо больше, чем у нас в средней России, где желтое сильно преобладает над красным. В полдень на коне Поцелуе с Левчуком отправились увольнять егеря Покорного. Левчук намекнул мне, что причина политического свойства, что Покорный, по всей вероятности, есть «чушка-собака». «Что значит?» — спросил я. Он ответил: «Чехо-словак». Эта поездка дала мне представление о Новом парке. Долгаль дал схему распределения оленух в этот момент — Старый парк, 2 — Сеннокосная и до Рисовой, 3 — Юго-восточный склон от бухты Астафьево до Высокого мыса. Рогачи держатся более в Новом парке по западному склону в левой пади и пади Белинского по р. Улунчу и до Высокого мыса более по северному и частично по Южному склону (в летнее время). После гона возле сетки по северному склону. В Рисовой мы узнали, что Долгаль только выходит ставить нового егеря-красноармейца на место Покорного. Они пошли туда по сетке, мы же заехали на Хутор возле Андреевской бухты, доехали до р. Улунчу и долиной сенокосной р. Улунчу, часто спугивая фазанов, доехали до сторожки Покорного. Как могут устроиться немцы в тайге! И как неожиданно и мгновенно вся эта идиллия была разрушена. Долгаль говорил, что Гамовский парк весь продувается северными ветрами, и оленям хорошо укрыться можно только в Старом парке в падях Голубой, Запретной и Барсовой. Парк в районе Улунчу был покрыт низким дубняком, широкие листья которого теперь уже были завернуты в желто-серые трубочки — какое обилие зимнего корма! если только не засыпет все снег. Эта зимняя картина пастбища совершенно изменилась, когда мы приехали к Астафьеву ручью, тут многие дубки были совсем еще зеленые и часто были с листьями, краснеющими лишь по краям. Когда мы выезжали от Покорного, был сильнейший шторм, и у нас был спор, ехать ли нам через хребет прямо, где сильный ветер, или объехать. Решились ехать через хребет, но когда поднялись, там было тихо: ветер кончал. Ветер стих совершенно. Утром наблюдал оленей с Долгалем, вечером один.
18 Октября. а) Стоят ясные ветреные и холодные дни. В 10 у. через горное пастбище возле Орлиного мыса проходят олени и прячутся в кустах Старого парка. В пятом часу вечера они выходят снова из кустов и медленно движутся в район Астафьева, на местах, где есть корм — задерживаются, где нет — идут ходко своими тропами гуськом. Теперь на этих открытых пастбищах низко стелющиеся кустики азалии кровяно-красного цвета и среди всего желтого, всей желтой земли, кажутся пролитой кровью. |
