Литр воды, который мы прихватили с собой, быстро закончился, и к вечеру, с пересохшими глотками, полностью сломленные, мы направились к будке сторожа.

В ней мы и провели ночь, укрывшись в глубине лачуги, где довольно сильный огонь поддерживал сносную температуру, несмотря на холод снаружи. Сторож с подлинно чилийской любезностью, уснащаемой бесконечными присказками, поделился с нами своим ужином — скудным после длившегося весь день поста, но все же это было лучше чем ничего.

Рано утром следующего дня мимо проехал грузовичок табачной компании, который подвез нас поближе к пункту нашего назначения, но тогда как дальше они собирались ехать прямо до порта Токопилья, мы предполагали свернуть на север, чтобы попробовать добраться до Илаве, поэтому нас оставили на перекрестке. Мы бодро зашагали, чтобы дойти до дома, который, как нам было известно, расположен в восьми километрах, но посередине пути почувствовали, что устали, и решили остановиться на сиесту. Натянув одеяло между телеграфным столбом и камнем на обочине, мы легли, наполовину оказавшись в турецкой бане, в то время как ноги припекало солнце.

Через два-три часа сиесты, когда каждый из нас потерял литра по три воды, по дороге проехал маленький «форд», в котором сидели развалясь трое благородных горожан, пьяных в стельку и горланивших народные песни. Это были забастовщики с шахты Магдалена, заранее праздновавшие триумф народного дела. Перепившиеся шахтеры ехали до ближайшей станции, где нас и высадили. 1 км мы увидели разношерстную команду, гонявшую футбольный мяч, так как скоро им предстояла встреча с серьезным соперником. Альберто вытащил из мешка пару тапочек и начал усиленно проводить тренерскую работу. Результат оказался впечатляющим: нас записали в команду на встречу, которая должна была состояться в ближайшее воскресенье; плюс кое-какие деньги, дом, еда и транспорт до Икике.

Через два дня настало воскресенье, ознаменованное блистательной победой команды, в которой мы играли оба, и жареной козлятиной, которую Альберто приготовил так, чтобы поразить присутствующих чудесами аргентинского кулинарного искусства. Оставшиеся два дня мы посвятили посещению очистительных нитратных установок, которых в этой части Чили огромное количество.

На самом деле добывать полезные ископаемые в этой части света не стоит большого труда. Надо лишь снять верхний слой земли, который и содержит минералы, и загрузить его в большие чаны, где он подвергается не очень сложному процессу сепарации, в результате чего извлекают нитраты, нитриты и йод, содержащиеся в смеси. Кажется, первыми разработчиками месторождения были немцы, но затем фабрики у них отняли, и сейчас владельцами являются по большей части англичане. Две самые большие установки по выработке и числу занятых рабочих в данный момент бастовали и располагались к югу от нашего маршрута, поэтому мы решили не посещать их. Вместо этого мы посетили довольно большое заведение, «Ла Виктория», перед входом в которое лежит глыба, указывающая место, где погиб знаменитый уругвайский гонщик Эктор Супиччи Седее, сбитый другим гонщиком в момент, когда он пополнял свои запасы.

Пересаживаясь из грузовика в грузовик, мы приехали наконец в Икике, укрытые нежным покрывалом из люцерны, которую вез грузовик, подбросивший нас сюда. Когда мы приехали, солнце светило нам в спину, отражаясь в море чистейшей синевы, каким оно бывает только в это время дня: все вместе напоминало картинку из «Тысячи и одной ночи». Подобно волшебному ковру-самолету, грузовик стал спускаться в окружающие порт карьеры, и город надвинулся на нас, открывшись весь как на ладони.

В Икике не было ни аргентинских, ни каких-то иных судов, поэтому оставаться в порту было совершенно бесполезно, и мы решили тормознуть первый же грузовик, который направлялся в Арику.

Прощай, Чили

Долгие километры пути от Икике до Арики проходят череду постоянных подъемов и спусков, и голые плоскогорья сменяются долинами, по дну которых бегут узенькие речушки, — воды в них едва хватает, чтобы по берегам могли расти чахлые деревца.