Изменить размер шрифта - +

— Обувайся! — радостно предложила Даша.

Словно загипнотизированная, Наташа скинула босоножки и надела тапочки. Прощайте, колготки. Наверняка будет пара затяжек. Пусть и хваленые «Омсо» с хваленой лайкрой. Все в мире — надувательство, придуманное хитрыми дураками. А умные люди, почему-то, ему поддаются.

— Да, ворожея, — бдительно контролируя процесс обувания сообщила Даша. — Это у меня от бабушки. И от мамы. Все они ворожеями были, все людям помогали, семейное это у нас… Пойдемте на кухню, Наташа, у меня в комнатах неубрано…

Прокляв себя мысленно в очередной раз, Наташа пошла за хозяйкой. Кухня ее ожидания оправдала. Гора грязной посуды в раковине, грязноватый стол, с которого при их появлении лениво сполз куда-то под столешницу таракан. Липкий пол. Окна, конечно же, немытые по весне, плафон засижен мухами.

— Садись, — Даша ловко извлекла из-под стола табуретку, придвинула к почетному месту — между столом и холодильником, конвульсивно подергивающимся «Саратовом».

— Спасибо, я постою, — Наташа твердо решила не садиться. Табуретка внушала ей еще меньше доверия чем стол или пол. — Даша… Дарья?

— Дарья.

— Дарья, я, собственно говоря, только хотела узнать…

Женщина пожала плечами. Щелкнула кнопкой электрического чайника — пожалуй, единственной вещи на кухне, что не выглядела подобранной на помойке. Посмотрела на Наташу.

— Узнать? А что узнавать-то, милая. И так все видно, как на духу… На миг Наташу охватило неприятное, томительное ощущение, будто на кухне не хватает света. Все посерело, стих болезненный ропот холодильника, шум машин на недалеком проспекте. Она отерла лоб, покрывшийся ледяной испариной. Это все жара. Лето, жара, долгая поездка в метро, давка в троллейбусе… ну почему не взяла такси? Отослала водителя с машиной — ладно, стыдно было даже намеком показать, куда и зачем она собралась… но такси-то почему не взяла?

— Муж у тебя ушел, Наташенька, — ласково сказала Дарья. — Две недели назад. Враз ушел, собрался, вещички в чемодан покидал и ушел. Без ссор, без споров. Квартиру оставил, машину оставил. Ушел к разлучнице, стерве чернобровой, молоденькой… да и ты ж не старая, доченька.

На этот раз Наташа на «доченьку» даже не отреагировала. Отчаянно вспоминала, что она говорила подруге, а что нет. О «чернобровости» — вроде бы нет. Хотя она и впрямь смуглая, черноволосая… Наташу вновь охватило безумное, слепящее бешенство.

— И почему ушел, знаю, Наташенька… уж извини, что дочкой тебя называю, ты женщина сильная, привыкла своим умом жить, да вы для меня все как дочки родные… Детишек у вас не было, Наташенька. Верно?

— Верно, — прошептала Наташа.

— Что ж так, милая? — ворожея укоризненно покачала головой. — Дочку он хочет, да?

— Дочку…

— Ну и родила бы, — пожала плечами Дарья. — У меня, вон, пятеро. Двое по военной части пошли, старшенькие. Одна дочка замужем, дите нянчит, другая учится. Да еще младший, шалопай… — она взмахнула рукой. — Да ты садись, садись…

Наташа неохотно опустилась на табуретку, крепко сжимая на коленях сумочку. Сказала, пытаясь перехватить инициативу:

— Жизнь так сложилась. Ну родила бы я ему ребенка, нельзя же карьеру из-за этого рушить.

— Тоже правильно, — ворожея спорить не стала. Потерла лицо ладонями. — Воля твоя… Ну что, вернуть его хочешь? Он ведь почему ушел? Разлучница уже понесла от него… да ведь и сил приложила немало.

Быстрый переход