И — да, иной раз я их любила.

Одного из них я нашла в выгребной яме. Звучит не слишком прилично, правда? Только так оно на самом деле и было. Знай я, во что превратится моя жизнь, я бы дважды подумала, прежде чем променять родной дом на этот прекрасный и нелепый город. Но и дважды подумав, я все равно сделала бы то же.

Так вот — про того, из выгребной ямы. Думается, надо поподробнее о нем рассказать.

* * *

Однажды вечером я засиделась допоздна — или это было уже утро? Ну, ты понимаешь, мне ведь без разницы. В общем, я работала над картиной, а когда кончила, то выбралась из дому и пошла на зады, чтобы выплеснуть из горшочков остатки краски: засохнут, не отскребешь потом. Золотари с их зловонными повозками обычно появлялись на рассвете; они вычерпывали ямы и увозили их содержимое, чтобы отцедить все годное на удобрения и что там еще могло оказаться ценного, — и я не хотела опоздать к их прибытию. Так и вышло, что я не сразу заметила там мужчину. От него еще и пахло, как от всего прочего в яме, то есть мертвечиной. Теперь, по зрелом размышлении, я склонна думать, что он и правда был мертв.

Я опорожнила свои горшочки и собралась было уходить, когда заметила краем глаза странное свечение, исходившее непосредственно снизу. Бессонная ночь вымотала меня, и я едва не оставила этот блеск без внимания, благо за десять лет в Тени успела насмотреться на отходы, производимые «боженятами». Короче, я решила, что, скорее всего, кого-то из них стошнило здесь после ночной попойки. Или кто-то выбился из сил на любовном свидании, вдобавок накурившись дурмана. Новые дети богов любили так развлекаться — притворялись смертными и примерно на недельку пускались во все тяжкие, прежде чем вступить на тот путь, который они среди нас для себя избирали. Как правило, такая «инициация» проходила достаточно неприглядно.

В общем, я даже не знаю, что именно в то стылое зимнее утро заставило меня помедлить. Некое внутреннее чутье посоветовало мне повернуть голову, и я его послушалась, не знаю уж почему. Однако я послушалась, и повернула голову, и… вот это и называется находкой жемчужного зерна в куче навоза.

Сперва я разглядела лишь тонкий золотой контур, очерчивавший мужскую фигуру. Повсюду на его теле возникали мерцающие капельки серебра и струились, обрисовывая поверхность кожи. Иные из них невозможным образом катились кверху, подсвечивая тонкие нити волос и суровую лепку лица.

Стоя над ним с мокрыми от краски руками и совершенно забыв о распахнутой двери у себя за спиной, я увидела, как светящийся образ глубоко вздохнул — засияв от этого еще прекрасней и ярче, — и открыл глаза, цвет которых я отчаиваюсь правильно описать, даже если узнаю когда-нибудь названия всех цветов мира. Самое лучшее описание, которое я могу сделать, это подобрать сравнение с известными мне вещами. Представь себе плотную тяжесть золота, запах нагревшейся от солнца латуни, гордость и страсть…

Но пока я там стояла, не в силах оторваться от созерцания этих глаз, я заметила в них кое-что еще. Боль. Столько скорби, горя, гнева, вины… и других чувств, которых я не умела назвать, потому что, когда все отгремело, моя жизнь прежде того дня стала выглядеть относительно беззаботной.

* * *

М-да. Пожалуй, прежде чем я продолжу, ты должен еще кое-что узнать обо мне.

Как я и говорила, я, вообще-то, вроде как художница. В смысле, я зарабатываю, вернее, зарабатывала себе на хлеб изготовлением и продажей всяких безделушек и сувениров для приезжих. И еще я рисую, хотя мои картины не предназначены для посторонних глаз. Кроме этого, ничего особенного во мне нет. Да, я вижу магию и богов, но ведь и все их видят, благо они, как ты помнишь, всюду.